RAEM — мои позывные

Пожалуй, не всякий за свою жизнь переменил столько квартир, столько я за один лишь месяц жизни на полюсе. Сначала зеленая палатка, в которой просто негде вытянуть ноги. Затем недолгая жизнь в снежном радиодоме. С трудолюбием, достойным лучшего применения, солнце упорно разрушало эту великолепную постройку. По льдине, весело журча, побежали ручейки. Просачиваясь под снег, они, словно сговорившись, бежали почему-то в мой дом. Я пытался спастись, подставлял под ноги ящик. Хотелось верить, что вот-вот похолодает, все подмерзнет и сооружение окрепнет, но получилось наоборот.

Теплая погода держалась более чем устойчиво, подвальный этаж радиодома продолжал наполняться водой. Вскоре на том месте, где я работал, образовался полноводный бассейн. Вода прибывала, и я вынужден был переехать на третью квартиру — в нашу, жилую палатку.

Я попал в рай. Тепло и сухо. Лежат оленьи шкуры, аппаратура стоит на столике и через иллюминатор видно, как падает снег. Просто блаженство!

Переезд в палатку совпал с усовершенствованием, организованным Н. Н. Стромиловым. Провозившись несколько дней, остров организовал нам радиотелефонную связь. Я включил громкоговоритель, и целый час мы наслаждались, слушая «литературную передачу». Нам читали газеты за первые дни июня. Пожалуй, только в этот момент мы по-настоящему поняли, какой отклик не только в Советском Союзе, но и во всем мире вызвала наша экспедиция. Мы просто поразились, узнав, сколько места уделяли нам газеты.

Установление нашей радиотелефонной связи трудно отнести к крупным завоеваниям техники, но удовольствие мы получили громадное. Нам обещают читать полученные с ледокола «Садко» газеты, пока хватит материала.

Однажды мы получили молнию: в ближайшие дни через полюс в Америку полетят М. М. Громов, С. А. Данилин, А. Б. Юмашев. Евгений Федоров назначен спортивным комиссаром Центрального аэроклуба СССР. Конечно, столь высокое назначение вызывало у нас прилив почтения к нашему Жене. Раньше будил его просто: — Женя, вставай! Теперь:

— Товарищ спортивный комиссар, разрешите толкнуть вас в ваш многоуважаемый бок!

Комиссар вставал так же неохотно, как и бывший Женя.

12 июля весь утренний выпуск московского радио посвящен вылету Михаила Михайловича Громова. С этим сообщением вновь возрождается надежда на письма, газеты и посылку со спиртом. На этот раз Папанин решил готовиться к встрече активно. Он развел в бидоне краску, и трое пошли рисовать на ледяном поле два ядовито-желтых круга. Каждый — диаметром по 150 метров. Круги рисовались для того, чтобы летчикам было легче найти место лагеря, так как среди трещин, разводьев и торосов разглядеть палатки, особенно в пасмурную погоду, очень трудно.

Техника рисования такова: бидон с краской ставился на нарты. Ширшов и Федоров выступали в роли тягловой силы. Папанин, макая веник в краску, делал движения, которыми хозяйки обычно сбрызгивают пол в жаркие летние дни. Малевали этот круг долго и упорно. Тащить нарты было тяжело. «Лошади» и крепильщик с веником время от времени менялись местами. Краской перемазались все трое. После окончания живописных работ художники прилегли поспать, а я, как приклеенный, дежурил у радиоаппаратуры. Остров сообщил, что в 22 часа над станцией слышался шум мотора. Пытаюсь следить за самолетом, но это трудно. Данилин не придерживается расписания, является, когда ему удобнее, и передачи его длятся одну-две минуты. Живописцы проснулись. Часы свидетельствуют, что самолет должен быть скоро в наших краях. Так хочется, чтобы летчики сбросили нам груз!

В 02 часа 05 минут с оглушительной громкостью врываются сигналы самолета:

«Привет завоевателям Арктики — Папанину, Кренкелю, Ширшову, Федорову. Экипаж самолета 0-25 Громов, Данилин, Юмашев».

Ответил на условленной волне: «Взаимный привет советским орлам!» И снова тишина. Теперь уже ясно, что до встречи остаются считанные минуты.

Федоров приготовил форму акта. Акт надо передать в Москву. Оттуда этот документ, заверяющий прохождение самолета над полюсом, отправится в Международную авиационную федерацию. Я у приемника, остальные трое вышли из палатки, слушают, наблюдают.

Погода на этот раз благоприятствовала — облачность высокая, так что можно пройти под облаками. Томительно и долго ждем, но ничего нет. Четыре человека, измазанные канареечной краской, наконец, опускают головы: больше уже ждать нечего. По сведениям, которые я почерпнул в эфире, ясно: самолет прошел к полюсу по меридиану острова, а мы находимся значительно западнее.

* * *

15 июля наше поле, вроде бы, оделенное природой неслыханной прочностью, вдруг показало, что лед — это совсем не твердая земля. На южной окраине поля возникло первое серьезное сжатие, местами породившее шестиметровые торосы. Восприняли это мы довольно спокойно.

Привыкнуть к неожиданностям и уметь оказывать им сопротивление, хотя масштабы льдины и силы четырех человек выглядели несоизмеримыми, стало нашей обязанностью. Но сил эта обязанность требовала много. И океан, и солнце непрерывно подбрасывали нам работу.