Рафаэль

По всей вероятности, в разговоре с продавцом картины Пушкина глубоко задело, что живописный слой с доски был перенесён на холст и что творения гения коснулась чья-то посторонняя рука. По этому поводу поэт высказал своё резкое осуждение устами Сальери: «Мне не смешно, когда маляр негодный / Мне пачкает Мадонну Рафаэля», заклеймив любое грубое вторжение несведущих посторонних лиц в искусство.

Тон восторженным оценкам Рафаэля первым задал В. А. Жуковский в известном письме о своих впечатлениях после посещения Дрезденской галереи, где он увидел «Сикстинскую мадонну»: «Это не картина, а видение, и чем долее глядишь, тем живее уверяешься, что перед тобой что-то неестественное происходит (особенно, если смотреть так, что ни рамы, ни других картин не видишь). И это не обман воображения: оно не обольщено здесь ни живостью красок, ни блеском наружным. Здесь душа живописца, без всяких хитростей искусства, но с удивительною простотою и лёгкостью передала холстине то чудо, которое во внутренности её совершилось». Обращаясь в конце письма к адресату, поэт восклицает: «Будь младенцем, будь ангелом на земле, чтобы иметь доступ к тайне небесной!» [72]У Жуковского имеются строки, очень созвучные пушкинским, посвящённым рафаэлевским мадоннам:

Ах! не с нами обитает
Гений чистой красоты,
Лишь порой он навещает
Нас с небесной высоты…

Пушкин мог видеть и так называемую «Мадонну Альба» Рафаэля, приобретённую в 1836 году по распоряжению Николая I, но позднее оказавшуюся, как и «Святой Георгий», в Вашингтоне в Национальной галерее. В 1830 году выпускник Петербургской академии художеств Александр Иванов в Дрездене увидел «Сикстинскую мадонну», и с той поры Рафаэль стал для него непререкаемым авторитетом, а его творения воплощением высшего художественного совершенства. Им было сделано для себя немало копий с картин и фресок Рафаэля в стремлении раскрыть тайну его божественного дара.

Широкий интерес вызвали показанная в Петербурге новая работа Брюллова и напечатанная в августе 1834 года статья Н, В. Гоголя «Последний день Помпеи». Дав несколько преувеличенную оценку таланта Брюллова, автор всё же признал, что «у него нет также того высокого преобладания небеснонепостижимых и тонких чувств, которыми весь исполнен Рафаэль». [73]

Итак, оценивая Рафаэля с разных эстетических позиций, романтик Жуковский и реалист Гоголь были едины в одном: Рафаэль — это высшее проявление человеческого духа.

Во второй половине XIX века эрмитажная коллекция обогатилась ещё двумя картинами Рафаэля — «Портретом Лоренцо Медичи», оказавшимся затем за океаном, и «Мадонной Конестабиле», прежнее название которой Madonna del libro(«Мадонна с книгой»). В XVIII веке род Альфани делла Стаффа породнился с семейством Конестабиле и владельцем картины стал граф Сципион Конестабиле. С ним начались переговоры о её приобретении. Весть о покупке русскими рафаэлевского шедевра просочилась в прессу. Став, наконец, единым национальным государством, Италия начала проявлять заботу о сохранности своего культурного наследия, которое в течение веков расхищалось или распродавалось за бесценок, пополняя коллекции европейских и американских музеев, равно как и частные собрания. Вспомним, что в 1754 году монахи-бенедиктинцы под шумок продали «Сикстинскую мадонну» за смехотворную по тогдашним временам цену в 50 тысяч франков саксонскому курфюрсту. На сей раз в палату депутатов поступил запрос с требованием к правительству запретить вывоз картины Рафаэля. Министр, выступивший перед парламентариями, собравшимися во Флоренции, тогдашней столице страны, вынужден был признать, что затребованная графом Конестабиле за свою картину сумма оказалась непосильной для правительства. Прибывший для переговоров в Италию директор Эрмитажа А. С. Гедеонов, располагавший для этой цели 100 тысячами рублей, завершил сделку и заверил продавца, что его имя будет упомянуто под картиной. 28 апреля 1571 года «Мадонна Конестабиле» прибыла в Петербург. [74]