Рафин

Между нами повисла долгая, тяжёлая пауза… Его лицо, минуту назад весёлое и расслабленное, вдруг стало холодным и жёстким. Мужчина, который смотрит на тебя с таким выражением лица, может спокойно, без эмоций сказать – пошла вон! Но, он ничего не сказал. Он отвёл взгляд и снова стал наигрывать что-то на гитаре. Напуганная его реакцией, я повела себя, как и всякая женщина, которая чувствует, что невольно разозлила своего мужчину – я начала ласкаться к нему, и через какое-то время он, отложив гитару, притянул меня к себе.

После премьеры Костя был очень занят продвижением фильма. Каждый день то давал интервью, то позировал для какого-нибудь глянцевого журнала, то появлялся в каком-нибудь телешоу. По его признанию, это было самое не любимое в его работе (кто бы сомневался!) Во время интервью он чувствовал себя уязвимым, а во время фотосессий вообще изнасилованным. Он не читал статьи, написанные о нём, не заботился о том, верно ли его процитировали, и его не волновало, как он получился на новых фото. Как-то раз я решила показать ему свою фанатскую подборку его любимых снимков – тех, на которых он мне казался особенно красивым, и почти на все кадры он реагировал удивлённым возгласом: “О! А я раньше не видел этого фото! Действительно неплохо получился!”

После того, как я ознакомилась с его библиотекой и со списком его любимых книг, я начала догадываться об истоках его не любви к собственному успеху… Все его любимые герои были личностями асоциальными – бродягами и неудачниками. Социально благополучными в этих книгах были только посредственности и мерзавцы, а человек порядочный и одарённый, по мнению авторов, должен был непрерывно страдать и, в конце концов, сгинуть в пучине саморазрушения. Понятно. Как после такого радоваться тому, что твоя физиономия красуется на каждой второй обложке?

Я до сих пор не могла поверить в то, что он действительно не видел большинства своих фильмов, хотя я, пожалуй, могла бы понять его, как никто другой. Ведь для меня тоже было пыткой смотреть на себя на экране – меня трясло, тошнило, корёжило от разочарования. Но, во-первых, я снималась в какой-то позорной ерунде (Рафин, правда, тоже считал, что большинство его фильмов – позорная ерунда). Во-вторых, я воображала себя женщиной вполне привлекательной, но на экране я даже симпатичной не казалась! Низкий лоб, маленькие глазки, длинный нос, толстые щёки, тонкие губы. Мне хотелось покончить с собой. В-третьих, я привыкла считать себя умной (по крайней мере, к моему удивлению, я была умнее большинства людей, которых мне доводилось встречать), но на экране моё лицо казалось откровенно глупым. Ну и наконец, я просто не умела играть.

Однако, не смотря на всё это, я заставляла себя отсматривать все те жалкие сериальчики, в которых мне довелось мелькнуть – для меня это было что-то вроде самопознания. Вот, значит, какой тебя видят окружающие. Вот, значит, какая ты на самом деле, а не в своём воображении.

О том, что камера меня не любит, я узнала после первой же фотосессии с профессиональным фотографом.

– Но почему? – удивилась я. – У нас же получились прекрасные фотографии!

Тогда он показал мне контрольные снимки – мои и другой модели.

– Смотри – у тебя на двадцать кадров, только один-два удачных снимка, остальные – никуда не годятся, а у неё наоборот, только один-два неудачных, а все остальные можно брать в печать.

Другой фотограф сказал мне просто:

– Ты не модель. И дело даже не в том, что ты не достаточно высокая и худая. Когда смотришь на большинство моделей в жизни, видишь обычных, ни чем не примечательных девочек и только на фото они превращаются в необыкновенных красавиц, у тебя же всё наоборот. Я смотрю на тебя и вижу одну из самых красивых женщин, которые побывали в моей студии, но глядя на твои снимки, которые я сделал, я не вижу ничего особенного. Если уж тебе очень хочется выставлять себя напоказ, попробуй лучше стать актрисой – у тебя живая мимика, приятный голос, ты обаятельна и органична, может и получится.

У меня получилось поступить во Всероссийский Государственный Институт Кинематографии на актёрский факультет с первой попытки, но вскоре я поняла, что мне, оказывается, вовсе не нравится выставлять себя напоказ. Однако, много лет спустя после того, как я бросила институт кинематографии, ирония судьбы вновь привела меня на съёмочную площадку. И я снова принялась вглядываться в себя, пытаясь понять – в чём же дело? Во мне или в камере, которая меня якобы не любит?

Неужели Рафин страдает от тех же комплексов, что и я, когда смотрит на себя? Но как это возможно – ведь он, в отличие от меня, на экране завораживающе прекрасен! Камера влюблена в него пылко и безответно! Неужели он этого не видит? Не осознаёт?