Рагнарёк. Книга 2 (СИ)

Бой закончился. И даже клокотавшая внутри после гибели Вигдис ярость вдруг ушла — будто я за одно мгновение прожил целую тысячу лет и успел забыть, каково это — быть простым смертным.

Я пожал плечами и протянул руку — и оставшиеся части Клинка Всевластия сами легли в ладонь нового хозяина, легонько уколов кожу холодом.

— Все десять… — проговорил я, смахивая системные сообщения. — Что же мне с вами делать?..

Вряд ли Сивый стал бы подсказывать мне решение — даже если бы и знал — но оно вдруг пришло само собой.

Кому под силу заново выковать клинок, разбитый еще до начала времен? Какой огонь сможет расплавить металл, что древнее самих богов и Девяти Миров Иггдрасиля?

Тот, которого у меня теперь сколько угодно.

Я достал из сумки на боку увесистую рукоять, приладил к ней подходящий кусок клинка и разжег на кончиках пальцев колдовское пламя.

И доисторическая железка подчинилась. Два осколка слились там же, где создатель этого мира расколол их тысячи лет назад — и не осталось ни шва, ни неровности, ни даже следов жара — ничего. Части «Светоча» сами стремились соединиться в целое — а я лишь немного помогал им.

— Охренеть… — прохрипел Сивый. — Сварщик, блин…

Я улыбнулся и молча продолжил свою работу, доставая из сумки один осколок за другим. И клинок в моих руках восставал, с каждыми мгновением удлиняясь еще и еще.

— Погоди! — Сивый кое-как перевалился набок. — Погоди, Антон… Ты знаешь, что будет дальше?

— Честно — понятия не имею. — Я приложил к неровно обломанному краю последний осколок — самый кончик острия. — Проверим?..

ГЛАВА 43

У всемогущества оказался странный привкус. Соленый и чуть отдающий железом. Я сплюнул красным на камни под ногами и отвел руку в сторону, разглядывая собранный воедино клинок. Длинный — раза в полтора крупнее мечей северян — но все же не такая громадина, как «Звезда Сааведры». Неплохо сбалансированный, и все же…

Голова полыхнула болью. Такой сильной, что даже все приступы после выхода из вирта вместе взятые вдруг показались легкой щекоткой. В глазах потемнело, и я подумал было, что это Сивый все-таки нашел в себе силы подняться и огреть меня по темени волшебным молотом — но он все так же лежал в нескольких шагах.

Боль прокатилась до груди и растеклась по конечностям. Я сжал зубы и упер острие «Светоча» в камни, чтобы не свалиться — но еще держался. Даже когда все мое тело превратилось в один сплошной надорванный нерв. Но когда его буквально разорвало на части — я заорал.

Не от боли, которая закончилась так же внезапно, как и началась — от страха. Будто кто-то или что-то огромное ухватило мое трепыхающееся сознание и подбросило вверх на запредельную высоту.

Я не превратился в сокола, не воспарил в человеческом теле — но и бесплотным духом себя тоже не почувствовал. Система разбирала меня на части, до молекулы, перемалывала, пропускала через сито, считывала, копировала и стирала сотни и тысячи раз — и собирала снова.

Но уже кем-то другим. Я почувствовал себя подопытным кроликом в клетке… Нет, даже не так — скорее инфузорией, разрезанной на тончайшие пластинки и помещенной на предметное стекло гигантского микроскопа.

Но и тем, кто щурился в окуляр, тоже был я — всеведущий и всемогущий.

Интерфейс исчез, но если бы я смог открыть окно персонажа, то каждая моя Характеристика наверняка показала бы уходящие в бесконечность девятки. Я стал Видящим в квадрате, Видящим в кубе, в десятитысячной степени — и, наконец, увидел, все.

ВООБЩЕ ВСЕ.

Система достигла крайней точки, того самого экстремума, о котором говорил Романов — и погибла. Полыхнула первородным пламенем и восстановилась снова.

Точно такая же — и совсем другая.

Рагнарек свершился, но не великой битвой, не гибелью богов и людей — всему это еще только предстояло случиться. Но все уже решило одно лишь крохотное мгновение, та миллионная доля секунды, когда я распадался в прах бытия и восставал из него всесильным гигантом.

А они этого даже не заметили.

Я видел, как где-то внизу появился Веор. Рыжебородый великан шагнул к поверженному и истекающему кровью Сивому, произнес что-то — наверняка короткое и обидное. А потом подхватил с камней свой молот — и исчез, спеша навстречу судьбе уже в истинном облике повелителя грома.

Ускользающего всезнания не хватило, чтобы разглядеть будущее кого-то настолько могучего, как сын Одина — и мне оставалось только надеяться, что древние легенды все-таки немного ошиблись. И что там, за мутной дымкой, в которую тянулись нити судьбы, он сразит своего извечного врага — но сам уцелеет, а не падет, сраженный смертельным змеиным ядом.

Но другие алгоритмы бытия — блеклые и до смешного короткие ниточки судеб смертных — я видел все до единого. Они путались, обрывались, переплетались и тянулись туда, куда я еще мог заглянуть. Узнать все про каждого — но я успевал ловить лишь знакомые образы и картины грядущего.