Узнав, что он не по поводу ареста водопроводчика, старушка рассердилась:
— Тогда какого черта вы тут ходите? Неужели из-за этой проститутки с четвертого этажа, которая на базаре торгует? К ней кавказцы, между прочим, толпами ходят!
— Да я по поводу ваших соседей! Из квартиры 124!
— А эти чего? К ним у меня жалоб нет! Квартира сейчас вообще пустая стоит. Сдают ее. Если что не так, кто плохой поселится, сразу напишу в прокуратуру!
— Вы знаете хозяев квартиры?
— Конечно! Эта девочка у меня на глазах выросла! Такая умничка!
Старуха ударилась в просторный монолог, из которого следовало, что хозяйка квартиры вместе с мужем выехали в Германию на ПМЖ, а квартиру сдают. Судя по словам старушки, в Москве хозяйка квартиры не появлялась уже лет пять. Сдачей квартиры занимался ее муж, именно он приезжал за деньгами.
— Кто жил последним?
— Две девочки. Студентки. Очень милые, между прочим. Учились в МГУ. Все время на занятиях пропадали, здесь даже ночевали редко.
— Это они? — он протянул ей фотографии Балиновой и Литвиненко.
— Точно, они! А что случилось-то?
— Ничего особенного. Просто одну из них родственники разыскивают. Откуда вы узнали, что они студентки?
— Да вот она сказала! — старушка указала на фотографию Литвиненко, — общительная была девочка. Очень хорошая. Всегда так любезно здоровалась. А вторая как бука была. Вечно пробегала с надутой мордой.
— Посетителей у них было много?
— Мужчины к ним не ходили, если вас это интересует! Мужчин точно не было, я следила. А девушки приходили. Подружки, наверное. С курса.
— Много девушек?
— Да прилично! Они общительные были. А подружки у них все были приличные, красивые девочки. Ничего плохого я не видела! И вели себя исключительно тихо! Никакой музыки, никаких гулек в пьяном виде! Я же говорю, серьезные девочки.
— Они говорили, откуда приехали?
— Да. С Украины. Вроде из Киева. Обе.
— Вот эта девушка говорила? — от указал на снимок Литвиненко.
— Так я только с ней и разговаривала! Вторая вечно ходила букой. И вообще, вторую я редко видела. Больше сталкивалась именно с этой, с нормальной.
— Они регистрировались?
— А я откуда знаю? Такие подробности они мне не сообщали! Знаю только, что полиция никогда ими не интересовалась. Да и зачем?
Больше ничего интересного он не вытянул. Напоследок только спросил:
— Они и сейчас здесь живут?
— Уже нет, две недели назад съехали. Наверное, нашли, что подешевле.
Две недели назад! А объявление продолжало выходить. Было ли это связано с их смертью или… Точной даты отъезда девушек старушка не помнила. Стоя снова на улице (перед подъездом) он с тоской думал, что оказался там же, где был.
29
— Говорить она сможет, но… — врач задумчиво покосилась в сторону, затем по какой-то не понятной причине тщательно изучила все трещины на потолке, — но я не стала бы полагаться на ее слова… — и тяжело вздохнула (в завершение). Врачу явно хотелось сбежать. Но в длинном коридоре больницы было пустынно, никто ее не звал, мобильник в кармане халата молчал, словно вымер, и поблизости не было никого из коллег, кто мог бы послужить спасительным сигналом для бегства (в смысле «с коллегой срочно нужно обсудить историю болезни». Махнуть ручкой — и быстро спастись!). Два собеседника врача (по виду — типичные менты. Их профессия явно сигнализировала на целый километр!) нерешительно потоптались, чувствуя себя в этой странной больнице не в своей тарелке.
— Ну… понимаете… ну…
Один из ментов (тот, что еще пару часов назад удивлялся возле подъезда девятиэтажного дома) едва не рявкнул: «ну хватит нукать!», но в этой больнице все выглядело таким странным и подавляющим, что в полный голос не хотелось и говорить.
— В каком смысле — не полагаться? Она что, еще того? — не выдержал второй.
Врач снова вздохнула и поправила очки на носу.
— Вообще-то она идет на поправку. Она практически здорова, можно и так сказать… Но дело в том, что часть пациентов, находящихся в нашей клинике, проходит реабилитационный курс нервно-психологического восстановления после регенерирующего…
— Так она псих или нет?
Врач бросила на него неодобрительный взгляд (взгляд человека, ущемленного в лучших профессиональных чувствах).
— Такого понятия как псих в медицине нет! А вообще это слово можно применить к кому угодно! — и тут же поправилась, — к нашим пациентам, разумеется…
— Извините, доктор! — второй толкнул своего спутника локтем, — может. Мы не так выразились… Но речь идет о том, может ли давать показания ваша пациентка. Вы понимаете, показания ее очень для нас важны! Она может говорить внятно? Может отдавать отчет в своих словах?
— Частично. Она путает времена и события. Что-то сохранилось в ее памяти, что-то нет. Вы должны понять одну вещь: человек этот по роду своей профессии представлял собой сплошной комок нервов, ведь работа преподавателя — это нервы. И вот находясь в таком стрессе 24 часа в сутки, женщина открывает дверь в аудиторию — и обнаруживает труп…. Да еще какой труп! В таком ужасном состоянии, что… Я думаю, этого зрелища не выдержал бы и человек с более здоровой психикой, что уж говорить о нервном человеке…