Рай для грешников

Ключом послужит эликсир долголетия. Да, мы обеспечим хомячков бессмертием. Но не всех, а лишь десятую часть. И эти человечки станут нашими союзниками. Остальные почувствуют себя обездоленными, и надежда получить вечную жизнь также склонит их на нашу сторону».

И это всё? Первая часть, манифест – заявление публичное. К этой красоте отселенцы нас бы по-любому приобщили. А дальше-то что? Где полная расшифровка? А может, Белый уже в курсе?

Глава 3. Эликсирный бунт

– Пришла беда, откуда не ждали, – сказал Ратников. – Все карты нам Карачаров спутал.

– На то он и Джокер. А когда… когда начнётся?

– Уже. Мы опоздали, Костя; эликсир делят полным ходом. Да, да. Пара эшелонов меняет судьбу человечества, извини за высокий слог.

– Эликсир уже раздают? А где и как?

– Через аптеки. Бесплатно. Ещё вопросы?

– У тебя кофе есть?

– Что?

– Раз нет, давай по коньяку.

– А давай, Костя. Спешить нам теперь некуда. Эх, мне бы сейчас в ФСБ. Такие были возможности! – он грохнул кулаком по столу. – Уругвай, за-р-раза.

– О покойниках плохо нельзя.

– Мне можно. Он меня убил, а не я его. Ну, поехали.

– Слушай, Анатолий Борисович. Там, в расшифровке, одни лозунги, явно не хватает конкретики. А что-то ещё выяснили?

– Не успели, даже логистика их непонятна. Но знаем, что главный перевалочный пункт неподалёку, где-то в Химках.

– Всё-таки Джокер – гений.

– Не отнять. И действует быстро, мы даже не успеваем понять их задачи. Ты слушаешь или коньячку пришёл выпить?

– Одно другому не мешает.

– Костя, у меня просьба. Поработай-ка на земле, в город выйди, посмотри, что да как. Мне-то, сам понимаешь…

– Отличный план. Теперь я – твои глаза и уши, пользуйся, Анатолий Борисович. Но в Москве стало опасно. Боюсь…

– При жизни и я боялся.

– ?!

– Шутка, – он скупо улыбнулся. – Так мы о чём?

– Дай мне свой пистолет на пару часиков. На всякий случай.

– Понимаю, – лязгнул ключ в сейфе, на свет явилась знакомая «Беретта».

– Теперь это твой, насовсем. Заслужил. Рад?

– Давно мечтал, благодарю. А то всё гадал, как я пойму, что стал крутым? Аттестат что ли получу?

– Пушка детям не игрушка. Только на крайний случай. На самый крайний, Костя. Помни, ты лишь наблюдатель.

Тяжёлый зной навалился на Москву. Солнце пылает, ни ветерка, ни облачка.

С тех пор, как автомобили из городов убрали, на улицах стало на удивление просторно. Новый Арбат выглядит малолюдным.

А там что такое? Ого, вот это «хвост»! И куда же? Ага, аптека с белым флагом над дверью. Надо же, без очереди почти не лезут, будто и не в России. А, вон в чём дело: туда-сюда прохаживаются парни с нарукавными повязками: по белому – золотой цветок, похожий на лотос. Такой же, оказывается, и на флаге.

Встал за вальяжным священником в чёрной рясе – тут же приблизился молодой с повязкой.

– В списках проверялись?

– Обязательно. Я же понимаю, иначе зря время потеряю.

Белоповязочник отошёл. М-да. А правда, когда мне-то отколется? Обещанного три года ждут.

О чём там, впереди? Ясно, о чём же ещё.

– Я-то думала, хоть годиков десять поживу, внуков на ноги поставлю, и хватит, – дородная пожилая женщина говорит молодой. – А тут… даже и не верится. Я за демократию буду голосовать, раз такое дело.

– А я всё просчитала, баба Вера. – Ему, Грише то есть, сейчас тридцать два. А эликсир, сказали, пока не положен. Мне двадцать семь, вот. Через десять ему будет за сорок – а я-то молоденькая. Как думаешь, женится на мне тогда?

Очередь продвигалась на удивление быстро, даром что стояли не тонкой цепочкой, а ряда в два-три.

– Не смущайте народ, батюшка, – ехидный голос позади. – Сами-то – как? С Отцом нашим Небесным встретиться уже не мечтаете? Передумали? Покайтесь, батюшка. Или хоть рясу снимите.

– На всё воля Божья, – смиренно отвечал тот. – Поелику тут я оказался, значит, сподобил Господь помочь пастве моей в это нелёгкое время.

– Суровые годы уходят, настанут ещё тяжелей.

Подходят всё новые люди, толпа умножается на глазах.

– Эх, такой бы подарочек, да годиков двадцать назад, – неприметный старичок справа. – А теперь-то что? Из аптеки – в больницу, из больницы – в аптеку. И что это за вечная жизнь будет?

– Не хочешь – не бери, – бросил рыжий детина.

– Как это – не бери? Такой случай, да упустить? Я не возьму, а кому ж тогда моя доля достанется?

– Это да, – согласился детина. – Известно, кому. Из наших вон уже сколько несолоно хлебавши. В списках, вишь ты, не значатся. А масоны все довольнёшенькие. Вон, вон, смотри-ка, отоварился, аж сияет. Теперь эти кощеи бессмертные нашу кровушку будут в три горла пить.

– Ты чего, он же курносый.

– Нос русский, а морда жидовская. Весь эликсир выжрут, а что не влезет – в Израи́ль, чадушкам своим…

– По секретному газопроводу, – вставил я. – «Обрезанный поток», может, слышали?

– Та-ак. Из той же породы, значит. Просочился, – рыжий таки уловил мой сарказм. – Ах ты очкарик, хомячок наш масонистый.

До входа в аптеку оставалось человек сорок.

– Сы-и-иночка мой! – бабий вой от аптечных дверей. – Зачем ушёл ты от нас так рано? Не скоро теперь свидимся.

– Это она по Федьке своему, на днях от водки помер. Тут любой эликсир без пользы.