Я отвыкла произносить это слово.
Он сел в кресло рядом с кроватью и вымученно улыбнулся.
Мой папа. Человек, которого я лет до четырнадцати считала безупречным, самым лучшим мужчиной на свете. Сходством с которым гордилась, черты которого искала в тех, кто начинал мне нравиться. Он слегка постарел: раньше кожа на его щеках и шее не казалась мне такой дряблой, а в светлых волосах прибавилось седины. Но он по-прежнему был мужественно-красивым, гордо-прямым и самоуверенным.
Он здесь, он есть... В последнее время я в этом сильно сомневалась.
- Что ты тут делаешь? - кое-как пристроив руку вдоль тела, спросила я. Вопрос прозвучал ровно, без ноток обиды или радости, как если бы я задала его постороннему человеку.
- Ждал, когда ты проснешься, - ответил он и вздохнул. - А теперь наслаждаюсь тем, что вижу тебя живой.
И смотрел он на меня очень пристально, что-то ища в моих глазах или ожидая.
Я попыталась сесть, но папа остановил меня, коснувшись руки, а потом его губы сжались, скомкав улыбку.
- Лора, послушай... - он на долю секунды, непроизвольно, зажмурился и куснул губу, словно заставляя рот сказать то, что говорить не хотелось. - У тебя теперь нет ног.
Я услышала и поняла, но почему-то ничего не почувствовала. Это было логично: взрыв произошел слишком близко, я должна была умереть, но всего лишь потеряла ноги. Они мне все равно не нравились.
Папины глаза вспыхнули радостью, и я поняла, насколько сильно он боялся моей реакции. Приподнявшись на локтях, я убедилась, что это правда: простыня укрывала мое тело целиком, но было слишком очевидно, где оно заканчивается... Даже бедер почти не осталось. Интересно, их можно было спасти? Или это происки протезистов, которым очень нужно испытать новые разработки? Возможность ходить мне, конечно, вернут, но, чур, протезы - только по моему эскизу!
Наблюдая за мной и не видя отчаянья, папа расцветал.
- Твоими руками, впрочем, я тоже распорядился.
Мне понадобилось минуты две, чтобы догадаться, о чем он. Кажется, это что-то старомодное: жених просит у отца своей невесты ее руку... руки почему-то.
- Обеими, да? - недоверчиво уточнила я.
Папа пожал плечами:
- Я был не в себе. А они так переживали. У тебя останавливалось сердце.
Переживали.
Один, конечно - Микаэль. Он мечтал об особенной девушке, такой, о которой нужно было заботиться, что придало бы значимость связи с ней и укрепило ее.
А другой? Выбор у меня невелик. Это точно не может быть Игорь - вот и всё, в чём я уверена.
- Кому, кроме Микаэля, ты обещал мою руку?
Папа слегка напрягся.
- Линсею, твоему опекуну.
На Кастора-то что нашло?!
- Милая, это же тебя ни к чему не обязывает...
Мне стало смешно.
- Что ты, пап, ты же дал обещание - разве я могу тебя так подвести! Выйду за обоих.
Папа посмотрел удивленно, но, решив, что я шучу, успокоился.
- Как ты узнал, что я здесь?
- Из твоего досье, конечно. Я каждый день его просматривал.
Досье? А, в базе данных о нашестранцах! Хочется надеяться, что туда попадает только официальная информация...
- Я не в первый раз в больнице. Раньше ты не приходил.
Он медленно кивнул:
- Да. Раньше я ждал, что ты меня позовешь.
Он на самом деле это сказал? Он всегда был прям, честен, открыт, но никогда не был сентиментален. То, что было между нами, никогда словами не определялось.
Он наклонил голову и уперся взглядом в пол. Произнес задумчиво:
- Ждал, когда моя маленькая дочка протянет ко мне руки и крикнет: "Папа, помоги!"
Не ударилась ли я головой и не получила ли слуховые галлюцинации в качестве бонуса за потерю ног?.. И при каких обстоятельствах я протянула бы к нему руки, умоляя помочь?
- Пап, я выросла, - осторожно напомнила я. - Мне не нужна твоя помощь, мне нужно знать, что ты у меня есть.
На секунду его взгляд остекленел, а затем удивленно поднялся к моему лицу.
- Но... разве это не очевидно?
Кажется, его отстраненность получила объяснение.
- Что ты бы обрадовался, если бы я после заседания комиссии по делам несовершеннолетних пришла домой поболтать с тобой за жизнь? Нет. Не очевидно.
Папа растерянно потер подбородок.
- Разве решение какой-то комиссии может изменить отношение отца к дочери?
- Ты уехал, не сказав мне ни слова.
- На нас все смотрели. Я чувствовал себя актером на сцене, но не хотел играть.
Кастор так и объяснил его отъезд.
- А я увидела, что ты согласен с комиссией, и больше не хочешь быть моим отцом...
Папино лицо стало виноватым.
"Лора!"
Это Кастор. Виновник всех моих бед. Даже не так: их автор и режиссер.
"Что ты собираешься делать с моей рукой?"
Несколько секунд замешательства.
"Я обещал тебе правду, когда дело закончится. Оно закончилось".
"Хорошо или плохо?"
"Как планировалось. Взрыв и ваши с сестрами увечья - это то, что план не предусмотрел".
"Дерьмовый из тебя стратег".
"На твоем месте я бы тоже так думал. Но мы предотвратили убийство Президента и пять террористических актов, поэтому операция признана успешной".
"Ты же сам их организовал!"
"Нет, проконтролировал. Чтобы они, упаси боже, не удались".
"А откуда узнал?"
"Давай я расскажу по порядку".