Рай – это белый конь, который никогда не потеет (ЛП)

Музыки я слушаю мало. Когда удается, однако, слушаю ее с удовольствием. Но я слушаю ее мимоходом. Не знаю, я в машине, есть кассета, я ее слушаю. Или же слышу песню по радио, или по телевизору. Или иду и слышу. Но я не имею определенных музыкальных предпочтений. Скажем, я замкнут в своем творчестве. А творчество других не слушаю. Потому что у меня нет времени. А не потому, что я не хочу слушать. Однако все обстоит так, как если бы я слушал музыку постоянно. То есть, я думаю, что я всегда осведомлен о том, что происходит вокруг, то есть, я чувствую эти флюиды, и если мне нужно написать песню, сделать аранжировку, сочинить что-нибудь, мне достаточно послушать один диск, чтобы знать сегодняшнюю ситуацию. Чтобы не отстать.

За двадцать пять лет, только в Италии, моих дисков было продано пятьдесят пять миллионов. За границей я имел успех во Франции, Германии, России. Я этому не удивляюсь, и даже не удивился бы успеху и в других странах, не знаю, в Китае или в Японии. Если кто-то имеет успех, значит, он делает то, что нравится людям. И тогда почему это должно нравиться только в Италии, где нас пятьдесят пять миллионов, а не во Франции, например? Возможно ли, что наши пятьдесят пять миллионов все кретины? Или все гении? По моему мнению, публика едина, одинакова во всем мире. Как только собираются трое, вот, по-моему, эти трое и представляют публику всего мира. Если кто-то добивается успеха в одном месте, должен обрести его повсюду. Но иногда, если продвижения в других странах нет, то это из-за некомпетентности тех двух-трех глупцов, которые управляют за рубежом тем успехом, который держат в руках. Или они не умеют рекламировать продукт, или не умеют приспособиться, или не верят, или повторяют эту глупость, огромную, как гора: «Да нет, здесь это не пойдет». Если дело пошло там, оно должно пойти везде. Даже здесь.

Англия и Америка – рынки, которыми я не интересуюсь. Но есть один диск, «Prisenc`olinensi`aiunci`usol», который занял десятое место в Англии и семидесятое в Америке, безо всяких моих усилий. Вот. Это тот диск, где я не говорю ничего. Там нет слов, то есть, они есть, но не значат ничего. Так как мне всегда нравится меняться, удивлять, так как был период, когда я делал вещи, означающие что-либо, мне захотелось сделать что-нибудь, ничего не означающее. Но «Prisenc`olinensi`aiunci`usol», уверенны ли мы, что он ничего не означает? Может, он немного отражает сегодняшнюю ситуацию в мире, где так тяжело общаться?

Единственный и настоящий

Многие меня упрекали в том, что я пишу песни о добрых чувствах, что я не был левым тогда, когда вся молодежь переходила к левым. Ну, да! Молодежь переходила к левым, то есть, это значит, что теперь она переходит немного меньше. Это уже ответ. Это значит, что я смотрел немного дальше. И, некоторым образом, я был более молод, чем эта молодежь. И потом, я держусь мнения, что нужно дать людям договорить. В то время как слишком часто имеют самонадеянность истолковывать всю мысль по первым словам. Однако первые слова могут указывать только на выбор фасона. То, что считается – это всегда цель высказывания. У моих высказываний, например, цель намного шире и объемнее, чем закончиться вовремя. И именно тогда, когда они собираются завершиться, начинает появляться понимание. Тогда становится ясен и смысл. И кто-нибудь удивляется и говорит: «Как, спустя двадцать пять лет, он поет о таких вещах?» Потому что это разговор, который начат давно и который я никогда не прекращал. Однако и здесь нужны паузы. Нужно сказать пару слов и потом дать отдохнуть людям. Потому что эта пара слов сейчас не доходит, но через год дойдет. Это та причина, по которой многие обвиняли меня в пренебрежении к политике, в реакционизме, в консерватизме.

И Боб Дилан, после того как он перешел из иудаизма в католицизм и сделал об этом два диска, был обвинен частью своей публики в том же. Я был первым в Италии рок-певцом, который привнес религиозность в песни, тогда как Боб Дилан сделал это совсем недавно. Но между ним и мной нет никакой разницы, потому что, наверное, его шаг был более трудным, чем мой. Мне Боб Дилан всегда нравился. Мне нравилась и его манера исполнения, и его поступки. И то, о чем он говорит, меня всегда интересовало. Конечно, когда я узнал, что он обратился, я был рад.