Рай – это белый конь, который никогда не потеет (ЛП)

Первое признание я никогда не искал у публики, несмотря на то, что я ее очень ценю. Первое одобрение я искал у одного единственного человека, у любящей меня женщины. И признание Клаудии, моей жены, было всегда единственным. Не только первым, но единственным. Первыми аплодисментами из всех, прошлых и будущих. Она занимает то же место в моей жизни, какое занимала мама. Клаудиа стала мне и матерью. Это самое большее, что может случиться. Однако, точно так же, человек допускает, что любимая женщина, самый важный человек, может, даже больше, чем дочь, может тебя оставить. Тогда это грустно, потому что дочь в этот самый момент, может быть, бессознательно заменяется любимой женщиной.

Потом происходит то, что произошло со мной. Однажды Розита, моя старшая дочь, спустилась в гостиную, и говорит: «Папа, тебе нравится это платье? Мне идет?» «Красивое. Но оно же мамино!» «Ну да». «Оно тебе очень идет, но будет лучше, если ты его снимешь, потому что иначе мама рассердится». Она отвечает: «Да-да, я потом сниму. Только похожу еще немножко». И ушла довольная. Когда она ушла, я подумал: «Черт возьми, какая жалость!» Потому что я увидел, что время проходит, время уходит. Я тогда был с Минеллоно, который и говорит: «Красиво, я себе запишу. Это будет песня, которую я напишу для тебя». И все. Я думал, что он этого не сделает. Однако, однажды мой будущий диск был уже запланирован, я заказал песни ему и Котуньо, потому что у меня самого не было времени, чтобы их написать.

Они их написали, и среди них была и песня о моей дочери Розите. Сначала я не хотел записывать ее, настолько она попадала в цель. Мне делалось грустно, и я хотел, чтобы они поменяли текст. Я говорю: «Вы не должны этого делать». «А что? Мы ее специально написали. Думали сделать тебе приятное!» «Нет-нет, потому что мне кажется, что это как если бы я пришел домой, увидел дочь, дал ей чемодан, мы попрощались, и она ушла. Ей всего пятнадцать!» А они: «Черт, да ты с ума сошел! Это же еще один плюс. Так твоя дочь задумается об этом». В итоге они меня убедили, и я сказал: «Я ее запишу, но выйдет она только в Германии. Здесь, в Италии, песня не выйдет, потому что я не хочу ее слышать». Потом я пошел ее записывать, там был микрофон, я сидел, и записал ее сразу, за один единственный раз. И в ней слышно, что это настоящее переживание. Только потом, когда я ее еще раз послушал, я должен был признать, что вышло хорошо. Она получилась с тем самым «feeling». И стала очень популярна.

И тогда я понял, что дочь, если и оставляет тебя, это потому, что она вынуждена сделать это, потому что однажды она должна пойти своей дорогой. Но она уходит, впервые в жизни грустная от того, что покидает меня. Да, с сильной грустью. В этой песне не только моя грусть, но и ее. Моя и ее. И ее грусть делает меня еще более печальным. Я хотел бы, чтобы обе мои дочери, Розита и Розалинда, не вырастали, чтобы всегда оставались такими.

Джакомо, мужчина, другое дело, потому что я знаю, что даже если он женится, он всегда со мной, потому что мужчина, в итоге, всегда, рано или поздно, руководит семьей. Я говорю это не из женоненавистничества, а потому, что мужчина более решителен, чем женщина. Дочь же должна считаться с мужем, а ее муж как еще один я. Поэтому он соперник. Потому что она уходит, и я больше не вижусь с ней. Поэтому я ревную.