Рай – это белый конь, который никогда не потеет (ЛП)

В «Святой Текле» я стал королем, первым номером. И что же? Днем я работал, а вечером всегда шел в «Святую Теклу». И, в общем, шутя и смеясь, был там до двух-трех часов ночи. А утром, в восемь, я должен был вставать. И тогда я начал сдавать. Однако я не хотел отказываться от нового дела. Прежде всего потому, что мне оно нравилось, и потом потому, что чувствовал, что из этого что-то выйдет. Тогда я поговорил с бугистами и спросил: «Вот вы, что вы получаете здесь?» «Мы получаем тысячу лир. Хозяин дает нам тысячу за вечер. И бутерброд с пивом в придачу. Самое большее, если мы хотим пить, он дает нам еще два пива». Я подумал: «Вот черт! Я тоже потребую тысячу лир, бутерброд и пиво!» Потому что уже были люди, которые специально приходили послушать и посмотреть, кто это поет. И потом, мы с бугистами в некотором смысле объединились, потому что, когда я пел, они принимались танцевать. Поэтому получался полноценный номер. Это было по-настоящему зажигательно. Все были довольны, и хозяин тоже. Тогда однажды вечером я позвал хозяина: «Послушайте, - говорю, - я прихожу сюда петь. Вы видели, какой успех?» «А! Молодец. Ты супер!» «Да, я знаю. Но так не может продолжаться всю жизнь. Мне, чтобы приходить сюда, надо меньше работать». «Почему?» - спрашивает он. «Эх! – отвечаю, - что же делать? Я не высыпаюсь». «Да ну! Ты молодой, ты крепкий». «Ладно, допустим, что я молодой и крепкий. Но сейчас желательно, чтобы вы и мне давали тысячу лир, бутерброд и пиво». «Нет, мне жаль, - отвечает он, - я могу давать тебе бутерброд и пиво. Тысячу лир – нет». «Почему?» «Потому что ее получают бугисты. Ты молодец, ты замечательный, но они, до того как получить тысячу лир, были в том же положении». «Тогда я больше не приду». Это ни к чему не привело. Он не желал давать мне эту тысячу лир. Только бутерброд и пиво. И тогда однажды, разозлившись, я ему сказал: «Скоро я стану известным, и ты позовешь меня сюда петь. Но не найдется тогда у тебя таких денег». Так, в самом деле, и получилось. Я пробился и давно уже не бывал в «Святой Текле». Он приглашал меня и сказал: «Давай организуем большое представление. Я заплачу» «Эх!, - ответил я, - а помнишь тот раз?» «Но теперь ты же не захочешь мстить? Нужно и прощать», - сказал он. «Я уже простил. Но я не смогу дать у тебя концерт, потому что твое заведение маленькое. Тебе нужно завести по-больше». Я посмотрел на него и ушел.

Концерт или крестный ход

Когда я встретил Бруно Доссену, я стал работать с ним. Он был танцором. Бруно-Буги его звали. Он был чемпионом мира по буги. И воистину у него был неповторимый стиль, когда он танцевал рок с Маризой Ориани, тоже танцовщицей. Это он выиграл в «Пас или двойная?», и с тех пор был известен в Италии. Он также организовывал представления. Он увидел меня в «Святой Текле», и он был первым, кто сказал мне: «Слушай, Адриано, я занимаюсь организацией первого в Италии фестиваля рок-н-ролла. Приедут танцоры из Франции, из Англии, будет восемь оркестров. Однако, певцов, поющих рок, нет, и ты будешь единственным. Хочешь прийти?» Я ответил: «Да, конечно». И тогда я собрал «Rock Boys». На клавишных был Энцо Янначчи, были братья Ратти, из которых один играл на ударных, другой на соло-гитаре, а третий на бас-гитаре. Затем, был Ико Черрути, вторая гитара, который позже стал членом «Клана». Все наши.

И мы провели этот концерт, из-за которого уменьшилась процессия, ведомая епископом Милана, тогда это был Монтини. И он, помню, пожаловался на это в газете, так как получилось, что в тот вечер в «Ледовом дворце» в Милане собралось пять тысяч человек внутри и пять тысяч снаружи. Это было восемнадцатого мая 1957 года. А процессия следовала за Мадонной, но вдруг часть людей отделилась от нее и повернула в «Ледовый дворец». У полиции было много хлопот в тот день. Был даже причинен ущерб, и было несколько стычек. Поэтому Монтини на следующий день пожаловался, в двух-трех газетах, отрицательно отзываясь об этих демонстрациях молодежи. Так я шокировал будущего Папу. И после того концерта я больше не мог работать, потому что мое имя было запрещено по причине происшедших беспорядков. То есть, Доссена мог танцевать, мог организовывать свои концерты, а я петь не мог. Потому что я спровоцировал эти инциденты, этих обезумевших людей. И, как только полиция слышала имя Челентано, она связывала его с шумихой, поднятой газетами, потому что они заполнили все издания крупными заголовками: «Скандал! Натиск фанов как в Америке» И говорили о штурме «Ледового дворца» во время рок-концерта, где я, стоя на коленях, пел в микрофон. Полиция, очевидно, запомнила мое имя, потому что каждый раз, как я приходил к антрепнерам и говорил: «У меня есть группа», те находили возможности, но затем они должны были получить разрешение в Квестуре, и, когда они называли имена участников, когда доходило до моего, в Квестуре отвечали: «А, это тот, что пел в «Ледовом дворце»! У нас распоряжение… Мы не можем выдать разрешение». И так они запрещали все мои выступления. Поэтому пять-шесть месяцев после того случая я не пел.