Рай - это сад огороженный (ЛП)

— И этого я не знаю. Что ж, отныне ты будешь жить в моих комнатах. И я поговорю с калифом о том, что произошло.

***

Жизнь Тейп сосредоточилась в двух местах — комнатах Ибн Сулеймана и мастерской. Поначалу он вообще приказал ей оставаться дома и носу не высовывать наружу, но Тейп чуть не свихнулась от скуки и выпросила разрешение работать в мастерской.

— Я, наверное, сам сошел с ума, разрешая тебе выходить, но... ладно. Только обещай мне, что будешь предельно осторожен, и остерегайся этого человека.

Тейп кивнула. Слова Ибн Сулеймана что-то ей напомнили, но она не сразу поняла, что именно. Потом сообразила: когда-то родители распекали ее с точно такими же интонациями — сердито, но и с проявлением заботы. Тейп ощутила мгновенный приступ злости на Ибн Сулеймана за это напоминание.

Больше ничем родителей он не напоминал. Он хотел обучить ее новым знаниям и умениям, открыть для нее науку Аль-Андалуза. Приносил ей книги на английском, хотя Тейп было трудно читать большинство из них. И после работы они беседовали понемногу, но каждый день: о движениях планет и названиях некоторых звезд, о правилах странной и чудесной системы, называемой алгебра, и о том, как сочинять стихи.

Тейп уже знала о склонности Ибн Сулеймана впадать в глубокие философские раздумья и молчаливые медитации; похоже, он выучился этому в университете, который частенько вспоминал.

— Ну, тебе ведь известно, что последователи ислама жили по большей части в пустынях, — как-то сказал он. — А затем мы пришли сюда, в Аль-Андалуз, и полюбили эту землю, богатую водой и плодородными почвами. Первым делом мы создали множество бассейнов, прудов и фонтанов, чтобы всегда видеть перед собой воду. Затем построили стены, огородили дворы, чтобы больше не подпускать к себе пустыню, и высадили там финиковые пальмы и апельсиновые деревья. Имамы говорят, что рай, то есть место, куда мы попадем после смерти, — это огороженный сад. Но мне кажется, что рай вот он, на земле, хотя произносить такие слова кощунство.

Странно, однако, — продолжал он, — что именно христиане воздвигли самую неприступную стену из всех — между двумя нашими странами. И теперь никто не может вырваться из Лиона, никто оттуда не способен приехать к нам, чтобы убедиться в возможности другого образа жизни. А теперь на границе все чаще и чаще происходят стычки. Они говорят, что мы изнежились и ослабли, проводя время в создании садов и фонтанов. Возможно, они правы. Возможно, нам надо прислушаться к их словам. Аллах свидетель: король Филипп Лионский желает начать войну — он сам об этом неоднократно заявлял.

* * *

Тейп листала книгу по архитектуре, когда в комнату вошел Ибн Сулейман. Он выглядел озабоченным.

— Сегодня я встретился с калифом, — сказал он. — Он ничего не слышал про японского гомункулуса. Мы прошли в сад, но гомункулуса там не оказалось. Кто мог его забрать

оттуда? Возможно, это были люди, на которых работает Лоутон. Я попросил калифа допросить Лоутона, но калиф сказал, что не может этого сделать. Лоутон его гость, а наши отношения с Англией сейчас очень деликатны, нам нельзя рисковать. Поэтому он не может объявить Лоутона врагом, что бы тот ни замышлял, тем более никто не может подтвердить нашу историю.

— Так что же нам делать?

— Калиф все же разрешил мне кое-что сделать — позволил порасспрашивать бронзовую голову, чтобы узнать, сколько раз Лоутон покидал дворец. Так вот, он выходил из него девять раз. Но даже это, сказал калиф, ни о чем не говорит: может, человек просто ходил полюбоваться красотами Кордовы.

Тейп издала саркастический смешок, до того нелепой показалась ей сама мысль о Лоутоне, любующемся красотами чего бы то ни было.

— Ты все это время был осторожным? — спросил Ибн Сулейман. — Он тебя здесь не видел?

— Нет, — ответила Тейп, — точно, нет.

***

На следующий день Тейп и Ибн Сулейман дошли до последнего слоя упакованных в торсе гомункулуса механизмов. Когда аппаратура была извлечена на свет Божий, Тейп заметила грубые пропилы на зубчатых колесиках.

— Взгляните на это! — воскликнула она.

Ибн Сулейман вставил в глаз монокль и присмотрелся.

— Ты говорил, что гомункулусы взбунтовались и перестали выполнять свою работу рано утром?

— Именно так, — ответила Тейп. — Сразу же после того, как мы начали работу.

— По всей видимости, ночью кто-то проник на мануфактуру и сделал эти надрезы. Тем самым изменил программу. И гомункулусы стали выполнять другую программу, созданную этим человеком.

— Программу разбрасывать все вокруг себя?

— Думаю... — Ибн Сулейман вставил детали механизма назад в руку гомункулуса и подвигал рукой туда-сюда. — Да, именно так. Взгляни.

— Но кто? Кто способен это сделать?

— А Лоутон способен?

Тейп рассмеялась.

— Этот? Да он понятия ни о чем таком не имеет. Но он мог впустить в мануфактуру того, кто это сделал.

— Возможно, — задумчиво произнес Ибн Сулейман. — Он вынул из глаза монокль, выпрямился и посмотрел на Тейп. — Что ж, мы закончили. Мы нашли ответ на вопросы калифа. Я отправляюсь с докладом.