Рай и ад. Великая сага. Книга 3

Чарльз закашлялся и схватился за сигару, лежавшую в хрустальной пепельнице. Несколько глубоких затяжек помогли ему пережить первую встречу с улитками, которых, оказывается, еще и ели, а не только наблюдали за тем, как они переползают по камню или по листку дерева.

После того как официант перелил в графин темно-красное густое померольское вино и Чарльз немного выпил, разговор пошел легче. Он почувствовал себя свободнее и вскоре уже рассказывал Уилле о войне, о своем самом близком друге Билли Хазарде и о том, как вызволил его из тюрьмы Либби. Вспомнил и об офицере Бенте, который испытывал необъяснимую ненависть к семьям Мэйн и Хазард.

– Он пропал во время войны. Скорее всего, погиб. Не могу сказать, что сожалею о нем.

Они выпили еще немного вина, а потом официант принес телятину с гарниром из ярких кружков тыквы и стручковой фасоли. Чарльз с заметным волнением говорил уже о своей любви к Монт-Роял, к их сожженному, но теперь, слава Богу, возрождавшемуся дому, о привязанности к кузену Орри, который еще в юности спас его, не дав пойти по кривой дорожке.

– А как насчет вас? – спросил он через какое-то время. – Вы здесь родились?

Прежде чем ответить, Уилла донесла до рта кусочек телятины, держа вилку в левой руке, что прежде Чарльзу доводилось видеть только в кругу самых утонченных людей.

– Нет. Я приехала по приглашению Сэма Трампа, чтобы помочь ему сделать театр хоть немного прибыльным. Он старый друг моего отца, который, кстати, был вовсе на Паркер, а Поттс. – Она скосила глаза, состроив умильную рожицу, и Чарльз рассмеялся.

Они говорили и говорили, и Чарльз уже давно забыл, как нелепо должны выглядеть его намасленные волосы и как неловко он себя чувствовал сначала в ношеном сюртуке. Вино быстро убывало, мягкий свет свечей подчеркивал красоту девушки. Сидящие в углу очень торжественные скрипач и виолончелист, оба с пышными усами и в строгих фраках, начали играть что-то классическое.

– А что привело в Сент-Луис вас, Чарльз? Как вы стали торговцем?

– Вообще-то… – Хватит ли у него смелости признаться? Чарльз заглянул в ее голубые глаза и понял, что не сможет ей солгать, – я никогда этим не занимался. Когда-то я окончил Вест-Пойнт, а после войны решил вернуться в армию, но в казармах Джефферсона меня узнал один человек, который учился там в то же время, что и я. И меня вышибли. В буквальном смысле слова. Я стал искать работу, ведь мне нужно как-то содержать сына…

Ложечка выпала из рук Уиллы, ударилась о край вазочки с черникой со взбитыми сливками и упала на пол. Чарльз увидел в глазах девушки гнев.

– Нет-нет, послушайте… – Он порывисто протянул руку и сжал ее пальцы. – Я вас не обманывал! Да, у меня есть сын, ему восемь месяцев. Но его мать умерла в Виргинии при его рождении.

– О… простите… мне очень жаль. – Успокоившись, она взяла новую ложечку, которую официант бесшумно положил рядом с ее золоченой вазочкой, и, не отрывая глаз от десерта, пробормотала: – Похоже, у нас обоих не слишком обычное прошлое.

Чарльзу показалось, что в ее словах просквозила едва уловимая боль. Какой-то мужчина попросил музыкантов сыграть «Lorena», Чарльз и Уилла переглянулись и позволили грустной мелодии говорить за них.

В ночном воздухе ощущался запах дыма и скорой осени. Уилла предложила прогуляться по набережной и взяла Чарльза под руку. На этот раз девушка не была так осторожна, и Чарльз чувствовал, как его рукав то и дело касается ее груди под тонким шелком блузки. Это прикосновение заставило его сердце биться чаще.

Они повернули направо, к широкой набережной, и неторопливо пошли вдоль причалов и ряда деревянных и серых каменных складов и служебных построек. Неяркий свет молодого месяца скрывал грязь и мусор, смягчал силуэты больших деревянных ящиков и бочек, составленных вокруг в ожидании погрузки на корабли. Сторож, сидевший на одном из бочонков, вынул изо рта трубку, сделанную из кукурузного початка.

– Вечер добрый… – Его левая рука при этом лежала на карабине.

– Да, вечер был чудесным, – вздохнула Уилла. – Поскольку вы уже знаете эту мою особенность предлагать первой, я бы рискнула сказать, что с удовольствием повторила бы его.

Остановись, сказал себе Чарльз. Немедленно остановись, не заходи дальше. Но он выпил слишком много роскошного красного вина из винограда деревушки Помероль, поэтому ответил:

– Я тоже.

– Прекрасно! И как долго мне придется ждать?

– Полагаю, до весны. Именно тогда Джексон возвращается с лошадьми, которых собирает всю зиму.

– Хорошо… – кивнула девушка, и черное перо на ее шляпке колыхнулось. – Начиная с первого апреля я буду оставлять в билетной кассе постоянную контрамарку на ваше имя. У вас будет место в ложе на любое представление. Когда я увижу вас среди зрителей, то буду знать, что пришло время повторить ужин.

– Интересное предложение… Вы так уверены, что ваш театр будет процветать?