Рай милостью Божией. Изгнание

До нее с минуту доходил смысл сказанных им слов. Фэй все еще смотрела в сторону, а Тодд весь подался вперед. Волосы его были похожи на копну сена.

— Вернуться? — в смущении повторила Китти. — Но куда? На Ватаугу?

— Конечно же нет! — взорвалась молчавшая Фэй.

Бен поднятием руки велел ей замолчать.

— Нам кажется, что тебе лучше всего поехать к одной из своих сестер в Виргинию. Я уверен, что Абигайл и Миранда обязательно окажут тебе гостеприимство. — Он постарался придать своему голосу одновременно твердость и умиротворенность, выдавив из себя одну из своих тонкогубых улыбок.

Все это было для Китти настолько неожиданным, настолько поразительным, что она лишь беспомощно переводила взгляд со свояка на сестру, а потом на свои руки, цепко обхватившие колени.

— Если ты как следует подумаешь, то убедишься, что мы правы, — продолжал Бен. — А Тодд проводит тебя домой, ты будешь в полной безопасности…

— Домой? — вспыхнула Китти, вскинув голову. — Виргиния — не мой дом. Мой дом — Кентукки! Мой дом — Выдряной ручей!

Нахлынувшие на нее воспоминания о хижине на пригорке, о перетекающих друг в друга холмах, о ручье душили ее и, казалось, рано или поздно совсем уничтожат.

Фэй поднесла дрожащую руку к горлу, в ее глазах газели сквозило отчаяние.

— Китти, ты должна понять, что у нас недостаточно места для молодой незамужней женщины, которая… — она помялась, подбирая нужные слова, — …осталась одна-одинешенька в целом мире. — И сильно покраснела.

— Твоя сестра хочет сказать, — подхватил Бен, — что хоть мы и чувствуем свои обязательства перед тобой как перед членом семьи, мы просто не в состоянии предоставить тебе кров: ты же сама видишь, как здесь тесно! К тому же Фэй права, когда говорит, что теперь, после смерти обоих родителей, тебе здесь просто нечего делать.

— Бен позаботится о вашем доме! — торопливо вставила Фэй.

Он кивнул.

— Вы, сестры, и те две, что живут на востоке, получите равную долю, когда будет продана вся собственность. Конечно, для этого потребуется какое-то время, но заверяю тебя, что я пришлю тебе твою долю и разошлю всем остальным их часть выручки. Вот Тодд, например, выражает желание купить все, как только поднакопит деньжат…

Китти, с изумлением выслушав его последнюю тираду, медленно поднялась. Мысль о том, что Тодд Тайлер сможет когда-нибудь стать владельцем их дома на Выдряном ручье — на земле, где похоронены ее родители, — вызвала у нее такую тошноту, что она почувствовала себя плохо.

— Я никогда не соглашусь на продажу участка отца, — как можно спокойнее ответила она, хотя на душе у нее скребли кошки.

— Ты слишком измучена, — сказал Бен, — и боюсь, что мне придется все-таки настоять на своем.

Китти взорвалась:

— Ты не являешься владельцем ни одного квадратного дюйма этой земли и не имеешь никакого права на чем-то настаивать! — Она посмотрела на него сверху вниз.

— Китти! — тяжело задышала Фэй.

— Вольный язычок у женщины — совсем не то, чем следует в ней восхищаться… — холодно ответил Бен. Предательский румянец залил его худые щеки. — Я являюсь владельцем только того, что наследуют женщины через своих мужей. И полковник Кэллоувэй говорит, что здесь, как ни странно, все законно. Теперь, когда Джозефа больше нет, я как глава семьи считаю своим долгом уладить это дело по справедливости для всех.

— Я в состоянии решать за себя сама, Бен! — упрямо возразила Китти.

Лицо Бена сразу помрачнело, но Фэй, не давая ему ничего сказать, подняла руку, чтобы успокоить мужа, и он разрешил ей говорить от своего имени, отвернувшись с каменным выражением лица.

— Китти, не забывай, ты моя сестра, — сказала она, — и я люблю тебя. Я знаю, что тебе пришлось пережить. Все это просто страшно… Но ты должна смотреть правде в глаза. Мама с папой умерли… и тебе лучше всего вернуться в Виргинию, а земельный участок продать. Ты получишь за него свою долю деньгами, которые помогут тебе встать на ноги, пока ты встретишь там какого-нибудь милого молодого человека.

Тодд ерзал на стуле, словно его грубые, слишком просторные домотканые бриджи жгли ему зад. Бен сидел плотно сжав губы.

— Мы все устали, — добавила Фэй, пытаясь разрядить напряженность, как-то сгладить возникшую неловкость. — Сейчас тебе, радость моя, нужно прежде всего как следует выспаться, а утром поговорим обо всем подробнее. Утро вечера мудренее. Сама увидишь, что мы правы!

Но Китти почти не спала в эту ночь. Свернувшись калачиком в темноте, которую слабо освещали тлеющие в камине угли, отбрасывая от стен мягкие тени, она чувствовала, как рвется последняя нить, за которую она держалась, опасаясь новой боли, новых потерь. Горячие бесшумные слезы душили ее. Девушка никогда еще не чувствовала себя такой беспомощной, никогда еще у нее не было так муторно на душе.