Рай милостью Божией. Обретение

Роман, замерев словно статуя, прислушивался, скрываясь в гуще сливовых деревьев. До него донесся стук копыт одинокой лошади, идущей по тропинке к берегу ручья, и самодовольное ворчание седока, который был ужасно рад, что до отказа набил живот и что ему ничто не угрожает вблизи лагеря шоуни. «Может, это он…» — подумал Роман. Тот, кого он выслеживает почти две недели.

Слегка пригнувшись, чтобы лучше видеть и слышать, Роман попятился в густой подлесок. Вскоре показался индеец: он медленно ехал к воде с беспечностью человека, уверенного в полной безопасности. Роман видел и других — за последние два дня они приезжали сюда напоить лошадей или, раздевшись догола, искупаться. Обычно их было пять-шесть человек, но среди них не попадался тот, кого он искал.

Воин, ехавший верхом на каурой лошади с белой звездой во лбу, оказался крупным, крепко сбитым индейцем. Ковыряя в зубах, он снова что-то замурлыкал или забормотал, направляя лошадь к берегу ручья всего в нескольких метрах от укрытия Романа.

Роман осторожно пополз, тесно прижимаясь к земле и стараясь не шелестеть толстыми ветками, чтобы разглядеть оставленные в мягкой земле следы от копыт. Кровь застучала у него в висках, когда он увидел то, что искал, — ту же отметину в виде звездочки на внешней поверхности копыта правой задней ноги, которую он засек на месте будущей паромной переправы: следы эти вели в самую сердцевину территории шоуни. Это была всего лишь небольшая щербина, но сомнений у него уже не оставалось.

Воин, соскочив с лошади, отошел от воды в кусты — облегчиться. Не упуская такой счастливой возможности, Роман тихо выскользнул из своего укрытия в зарослях, крепко сжимая рукоятку ножа на поясе.

Поглощенный своим занятием индеец не обращал внимания на нервные взбрыкивания каурой лошади: громко рыгая, он созерцал струю, изливавшуюся из его члена. Он снова что-то довольно пробурчал, но в это мгновение нож Романа глубоко, до самого сердца, проник в его грудную клетку. При этом Роман вогнал свой длинный крепкий палец ему в глотку, чтобы индеец не издал ни единого звука.

Шоуни весь затрясся и задергался, но Роман не выпускал его, пока большое тело не осело безжизненно. Убедившись, что индеец мертв, Роман взвалил его на плечи и отнес в чащу: тащить тело волоком, оставляя на земле следы, было нельзя. А следы от его мокасин наверняка затеряются во множестве других, оставленных на дорожке и на берегу ручья.

Он бросил короткий взгляд на лицо мертвеца: рот у того перекосился, а в глазах замерло легкое удивление ни в чем не повинного человека.

Впервые в жизни ему пришлось побороть в себе ужасное желание резануть острым ножом вокруг черепа шоуни и снять с него скальп. Почувствовав приступ тошноты, он быстро отвернулся, вытер кровь с лезвия ножа о траву и вложил его в ножны. Эта смерть, конечно, не воскресит ни Каллена, ни старого полковника…

Аккуратно забросав тело валежником, он вернулся к индейской лошади. Выкатив глаза, она сделала несколько резких шагов в сторону, но Роман, замедлив ход, осторожно протянул к ней руку. Она ни в коем случае не должна вернуться в лагерь шоуни без седока!

— Хоа, мальчик… — тихо говорил он, надеясь, что сейчас на Тропе никого нет и никто его не слышит. Успокоив животное, он подошел поближе и схватил его за поводья.

Лошадь, изогнув шею, нервно попятилась, но Роман твердо ее держал. Он всегда любил красивых лошадей, и они обычно платили ему тем же, ну а это был настоящий красавец не больше двух лет от роду.

Его собственный гнедой был надежно укрыт среди густых деревьев с милю отсюда к северу: в случае поспешного отхода он всегда мог положиться на него.

Вскоре он нашел надежное, как ему показалось, место вдали от тропинок, ведущих в лагерь индейцев и из лагеря. Стреножив коня, Роман отпустил его пастись, и тот стал срывать нежные листочки с ближайших кустов.

Солнце стремительно клонилось к горизонту, тени под деревьями удлинялись. Роман приближался к лагерю. Он уже различал неясные звуки… смех индеанок, крики играющих детей; время от времени чувствовал запах горящего костра и жареного мяса. Он еще не подъехал вплотную — это казалось ему неоправданным риском. Теперь, когда возмездие свершилось, когда он взял то, что ему было нужно, сохранив собственную жизнь, его неумолимо, против воли, тянуло к индейскому лагерю.

С наступлением темной ночи он осторожно, ползком преодолел последние несколько метров и забрался на небольшой пригорок, с которого весь лагерь был как на ладони, освещенный горящими кострами. Приподняв голову, он увидел прямоугольники вигвамов, которые казались лишь большими темными тенями за языками пламени. Справа от него отдыхала после ужина группа индейцев.