От волнения Викторию била дрожь. Помедлив, будто боясь совершить святотатство, она наконец решилась забросить стрелу с крюком на невысокую стену, окружавшую замок, и перебралась через широкий ров с холодной водой, лягушками и кувшинками. Поднявшись на стену, Виктория подобралась к нижнему окну, стеклорезом вырезала круг в стекле, просунула внутрь руку и нажала на рукоятку. Створка беззвучно отворилась.
Виктория проникла внутрь. Луч фонарика осветил удивительную резьбу на мебели. Она отыскала винтовую лестницу, которая вела на вершину башни, и стала подниматься по ступенькам.
Журналистка дрожала от волнения, но сознание того, насколько важную задачу она выполняет, придало ей сил, и она добралась до высокой дубовой двери, окованной медью.
Виктория толкнула ее, но увидев, что находится внутри, от изумления сделала шаг назад. Пять гигантских экранов, и со всех на нее смотрело... ее собственное лицо. На подлокотнике синего кожаного кресла, повернутого к ней спинкой, лежала тощая рука с невероятно длинными ногтями.
— Я ждал вас, госпожа Пеэль, — раздался дребезжащий голос.
Между креслом и экранами находились пульты для монтажа, клавиатуры, мониторы поменьше, включенные в сеть ноутбуки.
— Входите же, — повторил голос.
Виктория сделала несколько шагов, синее кресло развернулось, и журналистка наконец увидела сидящего в нем человека.
— Я знал, что не смогу вечно хранить свою тайну, — вздохнул Дэвид Кубрик.
Седеющая борода и длинные светлые волосы падали ему на грудь и плечи. Кожа на изрытом морщинами лице была желтоватой, губы дергались от нервного тика, испарина покрывала лоб. Он выглядел тщедушным и крайне изможденным.
На подлокотниках его кресла лежали огромные подушки, уставленные подносами с едой и напитками.
Хозяин замка долго разглядывал гостью, будто любуясь произведением искусства. Потом указал на окно, выходившее на съемочные павильоны:
— Когда-то здесь жило много людей. Целые толпы. Но постепенно я свел необходимость в их присутствии к минимуму, а потом обнаружил, что... — он грустно улыбнулся, — на самом деле мне вообще никто не нужен.
Викторию Пеэль неожиданно охватила огромная жалость к этому человеку.
— Раз вы пришли сюда, значит, вы любопытны. Мне нравятся любопытные. Я считаю, что главное качество думающего человека — интерес ко всему, что опережает его время. А также стремление понять то, что скрыто.
Виктория была в растерянности. Ей вдруг показалось, что она проникла в святая святых. У нее возникло смутное ощущение, что за это вторжение придется заплатить страшную цену.
— Извините за беспокойство, — пробормотала она.
Мужчина пожал плечами и откинулся на спинку кресла:
— В среднем мы проводим две трети нашей жизни в воображаемых мирах. Если вычесть время, потраченное на кино, книги, телепрограммы, компьютерные игры, сны, то на реальность остается всего несколько часов в день... — Он погладил бороду. — Впрочем, в ваших глазах я тоже, вероятно, выгляжу как мифический персонаж, ни с того ни с сего оказавшийся в реальном мире, не так ли?
Виктория не ответила. Человек непринужденно взмахнул рукой и, широко улыбнувшись, спросил:
— Полагаю, вы явились, чтобы узнать Великую тайну Мэтра кино? Вы ее узнаете, но... — он вытер лоснящийся лоб, — не уверен, что вам это понравится…
Он протянул гостье стакан, наполненный светло-серой жидкостью с запахом миндаля:
— Ослиное молоко. Я пью только его.
Виктория попробовала, и, хотя питье показалось ей отвратительным, она сделала вид, что ей понравилось.
— Прежде всего, вам следует знать, что мое имя имеет особое значение. Кубрик. Говорит ли вам это о чем-либо?
Виктория Пеэль покачала головой.
— Я праправнучатый племянник великого кинорежиссера эпохи, предшествовавшей Катастрофе. Его звали Стэнли. Стэнли Кубрик.
Девушка пожала плечами.
— Когда я случайно узнал о его существовании — нашел на чердаке у дедушки сундук с фотографиями и вырезками из газет, — мне было одиннадцать лет. И я почувствовал, что на меня возложена особая миссия: как можно больше узнать о нем и продолжить его дело.
Режиссер указал гостье на соседнее кресло, и она забралась в него с ногами.
— Я выпросил у родителей маленькую видеокамеру и начал снимать. Я снимал все: животных в саду, облака, листву, слизняков, муравьев, членов моей семьи, игрушки, за которых я сам говорил за кадром, прохожих на улице. Я снимал сражения корабликов в ванне. Игрушки на полу, которым я устраивал землетрясение. Я снимал сам себя, гримасничая перед камерой. Затем я закончил киношколу и научился более академичным приемам режиссуры. Став взрослым, я нанял частных детективов, чтобы разыскать любую информацию о моем знаменитом предке. — Он нажал на какую-то кнопку. — Позвольте представить вам Стэнли Кубрика.
Виктория Пеэль всмотрелась в лицо бородатого мужчины с длинными темными волосами и в очках. Он был очень похож на своего седовласого потомка, только у последнего были более круглые щеки и более грубые черты лица.
Мэтр кино с уважением поклонился человеку на экране, который выглядел настолько живым, что, казалось, вот-вот заговорит.