Рай №2

Так вот, еще в школьном возрасте я узнала о теории Пифагора. Древнегреческий философ развил ее после того, как, отправившись в юном возрасте в Египет набраться мудрости у тамошних жрецов, тоже стал обладателем тайных знаний. Уже в преклонном возрасте он разработал числовую систему в виде квадрата, где по дате рождения можно было рассчитать количество своих прошлых жизней и их земное воплощение. Он верил, что после смерти душа человека возвращается на землю и находит себе новое тело. При жизни философ не писал трактатов, поэтому дошедшие до нас сочинения принадлежат лишь перу его современников и могут трактоваться неоднозначно.

С точки зрения религии, как христианства, так и ислама, реинкарнация и теория прошлых жизней – не более чем теория, не имеющая под собой никакого основания. Не видели – значит, ничего этого нет. Но ведь Бога тоже никто не видел…

Ночью, мучаясь бессонницей (когда перед глазами то и дело проплывали мириады букв и знаков препинания – отголоски рабочего дня), я снова и снова возвращалась в то состояние, когда уже не отличить сон от яви и реальность от фантазии. Погружаясь в так называемое контролируемое сновидение, я словно смотрела на свою жизнь со стороны. Хотя, не совсем на свою – жизнь моего прежнего духовного перерождения в новом теле. Я точно знала, что жила всегда. Родившись во времена Иисуса, потом я приходила на эту землю еще много раз. Может, у людей, как у кошек, девять жизней? А может пятнадцать, как утверждал Пифагор? Узнать этого мне так и не удалось».

Я медленно дожевала бутерброд, подавилась последней крошкой и, прокашлявшись, поднялась, чтобы снова налить чая. Уже третью кружку за последние полчаса. Мыщцы спины затекли, но мозг находился в приятном возбуждении. Вот тебе на! Сейчас я жалела, что не начала читать дневник уже в день его находки. Теперь бы уже наверняка знала, чем закончились астральные путешествия этой женщины.

От волнения у меня вспотели ладони, и я машинально вытерла их о скатерть. Погибла, погибла во мне мученической смертью мисс Марпл! Не зря муж всегда говорил мне, что я выбрала не свою профессию. Особенно в те моменты, когда я превращалась в домашнего следователя и вела дело о съеденной сгущенке или пропавшей косметичке (как будто ею в нашем доме мог пользоваться кто-то, кроме меня).

Часы пробили двенадцать. Именно пробили, а не просто протикали. Дело в том, что в кухне у нас стояли громоздкие напольные часы девятнадцатого века, доставшиеся мне от деда, а тому – от его деда. Сделанные из темного дерева, с причудливой резьбой и латунным маятником, они были удивительно красивы, но совершенно не вписывались в интерьер ни одной из комнат, поэтому после многочисленных споров на семейном совете было решено оставить их на кухне. Иногда муж позволял себе оставлять на них кружку с недопитым чаем или тарелку с бутербродами, за что и подвергался испепеляющему взгляду с моей стороны.