Рай-отдел

Да ее вообще так не трепали. Живым не совладать. А когда у девушки все время одинаковая, пусть и дивно стильная прическа — такое обстоятельство ее страшно огорчает.

— Вы изумительно хороши. Сейчас… — прорычал Игорь, запуская пальцы в густую тьму стрижки, с силой вжимая, втискивая, валяя голову девушки-модерн по грубой ткани тюка, и жадно наседая сзади.

Она урчала от наслаждения, вцеплялась хрупкими железными пальцами в нержавейку стойки, скрипел и гнулся металл о металл — местами, под кожей и разгоряченной плотью все равно оставался чугун.

— Еще!

В дверь стучали, возились с замком. Полумертвым было плевать, а замок, послушный керсту стойко держался.

— Я хочу быть лохматой! Нечесаной! Грязной! — требовала Ворона, качаясь сверху. Под Игорем хрустело кресло. Кажется, это был кабинет директора — любовники, смилостивившись над отчаявшимися костюмерами, оставили подвал. Вера-Ника знала театр — едва ли здесь оставались помещения где она не получало свое, живое от рабочих, пожарных, танцоров, флейтистов и скрипачек. А как еще убеждать себя, что существует, одинокой девушке, не способной ни умереть, ни жить?

Вот юмористов-пародистов Ворона не воспринимала — эти оказывались бесполезны — в жадном кратком сексе не до шуточек, чугунные девушки страстны и голодны.

…— Еще! Так и так! Ну⁈

Ей нравилось чередовать афинскую и французскую любовь. Ненасытный, несчастный и прекрасный чугун.

— Порву! — рычал керст, загибая легкие ноги с грязными пятками, переворачивал. Она коротко смеялась и вновь всасывала ртом. А он все трепал, хватал за волосы, так как ей нравилось…

Со сбитой трубки телефона неслись длинные гудки, потом трубка обиженно всхрипнула и стихла. Сыпались на пол карандаши, Вера-Ника прижималась грудью к крышке стола и все выше задирала узкие бедра.

— Можно тебе гелем волосы встрепать, настоящего дикобраза сделать, — прохрипел керст, с силой входя и глядя в идеально геометрический затылок.

— Я что тебе, шлюха дискотечная? — проурчала она, прижимаясь щекой к полированной крышке.

Игорь не сдержался, улыбнулся. Не видя, Ворона поняла, но лишь фыркнула:

— Мерзавец!

Она сорвалась с члена, перевернулась на спину и принялась вылизывать партнера между ног. Игорь смотрел на ее вздрагивающие от возбуждения коленки, на узкие ступни, непрерывно притоптывающие по исчерканному каблуками и ногтями столу, на осень за огромным окном, баржу, идущую по реке. Жизнь, солнечная, потная, неприличная…

— Иди сюда!

Лестница, та «африканская» квартира, густо увешанная фото зебр, хозяина и черных центральноафриканских харь, выбравших «вектор социалистического развития». На развороченной кровати вектора были разнообразней, Ворона хотела всего и сразу, керст не отставал. Нет, с автоматом вышло сомнительно, но Вера-Ника желала и куда тут деваться. Имели горячую узкую плоть в два ствола: в раздувшемся рту девушки ерзал высокая мушка АК, Игорь брал Ворону с другой стороны. Передернул затвор и чугунно-горячая плоть забилась в оргазме. Отчаянное безумие, оружейная сталь, раздирающая чувственные губы… Порвать Ворону было невозможно, должно быть, и пуля в гортань не прервала бы ее существование. Но Вере-Нике так хотелось верить, что она может умереть. Возможно, очередь длиною в полный магазин, все три десятка легких вертких неустойчивых пуль кончили бы дело. Палец плясал на спуске и Игорь знал, что сможет его нажать.

Смерть — не то, что думают живые. Смерть непреложная часть жизни. Без нее плохо. Пусть она приходит вовремя.

Мост потемнел. Керст закряхтел и поднялся на ноги. Сегодня не время разносить головы девушкам. И так было хорошо. Пусть чисто физически, по-скотски, не совсем полноценно. Зато… зато много.

Игорь щелкнул ногтем по шару пыльного чугуна перил, глянул на далекую осеннюю воду и пошел к «Ударнику». Вот кстати, и киоск с мороженым. У хозяйственного керста в кармане бренчал рубль мелочью, имелся и пластиковый пакет, а истинное эскимо нынче стоило семь копеек. Охладиться и ни о чем не думать. Над набережной канала уже начали загораться первые фонари. Стерся день, поблекла тоска засмертная…

— Нифига, сходил он за носочками! — возмутился начоперот и сунул ложку в ополовиненную банку с повидлом. — Вовсе запропал, брови твои колесиком. Главное, чую, что что-то случилось. Но вроде не особо опасное. Чего молчишь, а, гуляка?

— Было опасно, но я превозмог, — объяснил Игорь, валясь в кресло.

— Да я уж вижу, — оценил Вано лицо напарника.

Несмотря на засмертность, физиономия хозинспектора вполне сохраняла следы чугунного свидания.

— Во Ворона дает! — покачал головой начоперот. — Не ожидал от такой монашки. Истинная ведьма! Качественная! Или уже не Ворона, и не ведьма, а?

— На «ведьму» ей наплевать, а «Ворона» так вполне льстит. По-крайней мере, нравится больше чем настоящее имя. Но я тебе не о том хочу сказать. В каком-то смысле прогулка оказалась офигенно полезным опытом.

— Да неужто?