Рай под колпаком

М-да, — сказал он. — Это хуже… Но тоже пережить можно. Другое беспокоит: чем тогда заниматься? Кому я как писатель здесь нужен? Вы обратили внимание, что все изменились, кроме нас? Похоже, в эксперименте нам отведена какая-то особая роль.

В данном случае он был абсолютно прав, и это беспокоило меня больше всего.

— Либо мы просто лишние в эксперименте, — высказал я надежду, хотя сам в это не верил.

— Да? — Валентин Сергеевич заломил бровь, подумал. — Тогда нам совсем плохо. Человек — существо общественное, жить вне общества не может. Превращается в животное. Надеюсь, вы ошибаетесь.

Я глянул на него исподлобья, но ничего не сказал. Здесь наши точки зрения полярны. Ничего на свете я не желал больше, чем быть независимым ни от кого. И в первую очередь — от общества.

Валентин Сергеевич вновь наполнил стаканы.

— Давайте выпьем, — сказал он.

Мы снова выпили.

— Интересный расклад получается, — выдохнул Валентин Сергеевич, закусывая долькой лимона. — Всю жизнь писал фантастику, не веря в то, что пишу, и — на тебе — очутился на месте своих героев. — Он пьяно хихикнул. — Вляпался, называется, мордой в собственную блевотину…

Я снова промолчал, а Валентина Сергеевича; что называется, понесло. Говорил он много, но, в отличие от вчерашнего вечера, бессвязно перескакивая с одной темы на другую. Чувствовалось, что сегодняшние события выбили его из привычного образа жизни ион находится в полной растерянности. Да и выпили мы сегодня порядочно, и я уже не был прилежным слушателем — свои мысли заедали.

Мы опять засиделись до позднего вечера. Когда стемнело, Валентин Сергеевич стал собираться домой. Ноги его уже не держали, язык заплетался, и я предложил переночевать у меня. Однако писатель категорически отказался, пьяно мотивируя отказ тем, что дома остался некормленый кот. Он вскочил со стула, но при первом же шаге споткнулся на ровном месте и растянулся на полу, расквасив нос. Тогда я поднял его и, несмотря на активное сопротивление, потащил в комнату, где уложил на диван. Стоило ему оказаться на диване, как он тут же перестал сопротивляться и мгновенно уснул,

В общем, как я уже говорил, ничего хорошего из моей затеи обсудить создавшееся положение не получилось. Тривиальная пьянка.

Глава 11

Проснулся я с тяжелой головой и онемевшей шеей — непросто спать в кресле, подставив под ноги стул, да еще и одетым. Открыв глаза, я увидел, что из-за штор пробивается розовый свет, и застонал. Отнюдь не бредовым сном оказался вчерашний день. А жаль.

Писателя в квартире уже не было — как понимаю, ушел кормить кота. Мне бы его заботы… Я вспомнил Сэра Лиса, как кормил его утром яичницей, и меня передернуло. Нет уж, увольте!

С минуту я стоял перед входной дверью, тупо уставившись на замок «с секретом» — как Валентину Сергеевичу удалось его открыть? Но потом махнул рукой — удалось и удалось. После вчерашнего в то, что писатель пришелец, я не верил еще больше, чем раньше. Чего ему таиться, тем более теперь?

В ванной комнате я долго стоял, упершись руками в умывальник и глядя на себя в зеркало. Опухшее синюшное лицо с темными мешками под глазами, красные белки, унылый взгляд… Отвратительное зрелище.

В противовес холеным лицам недавних алкоголиков, превратившихся вчера за столиком кафе в ученых мужей, я выглядел большим пришельцем, чем они..

Содрав с себя одежду, я почистил зубы, побрился, затем забрался под душ и долго плескался под холодной водой. Полегчало, но ненамного.

Растираясь до красноты полотенцем, вышел на кухню, где увидел на заваленном объедками столе записку.

Извините, что ухожу, не прощаясь, а также за то, что допил коньяк. Если не похмелюсь — я не человек. Понадоблюсь — мой телефон 58-02-87.

В. Бескровный

«Все-таки человек, — удовлетворенно подумал я. — Сам признался. Пришелец так бы не написал…»

Насчет похмелиться — это писатель хорошо придумал. А насчет того, что допил весь коньяк, — ошибался. Никогда раньше не пил столько, как вчера, и никогда не похмелялся. Но тут почувствовал — надо. Вернулся в комнату, достал из бара бутылку, налил полстакана и выпил залпом.

Минуты три меня корежило, как на электрическом стуле, настолько активно организм сопротивлялся насилию, и я метался из угла в угол комнаты, пытаясь не допустить отторжения «лекарства». Но наконец организм утихомирился, тело охватила истома, кожа покрылась потом. Ничего себе метод! Варварский, прямо сказать… Но помогает.

Я вытер пот полотенцем и направился на кухню. Заварил кофе, выпил. Стало совсем неплохо, и розовый мир за окном уже не казался таким отталкивающим. При любом режиме можно жить — главное, приспособиться. Вон писатель и при коммунистах жил, и при демократах… Попробуем при пришельцах.