Рай: правила выживания (СИ)

И тут меня ожидало новое открытие. Из соседнего номера раздавались громкие голоса. Слова на самом деле были слышны отчётливо, и по интонациям я смогла различить Таню и Лену. Да и суть была мне уже знакома — Брунгильда опять требовала пресечь на корню музыкальную заразу. Ей-ё, значит, я зря сегодня палилась, повышенная звукопроницаемость существует, но она — слегка односторонняя.

Я наскоро высушила волосы — кстати, Машины волосы та ещё головная боль — и вышла, услышав, как Таня напутствует подругу: "Иди и без результата не возвращайся".

Вовремя вышла, потому что Лена, видимо, решила отсидеться у меня. Я впустила жертву дружбы, но её словам удивилась.

— Маш, — начала она просительно, — меня Таня просит к мальчикам сходить на репетицию. Пойдём со мной, а?

— Лен, Таня ведь просила, чтобы мы повлияли на ребят в обратную сторону, нет?

— Таня сама не понимает, о чём просит, — сердито сказала Лена. — Для Влада музыка — глоток свежей воды. Да что я тебе объясняю, ты и так знаешь. Если Тане надо, пусть сама идёт и запрещает. Я со своим парнем ругаться не собираюсь.

— Ну… Ладно. Но что я там буду делать?

— То же, что и раньше! — воскликнула обрадованная Лена. — Помнишь, как мы в школе ходили к ним на репетиции? Посидим, послушаем, вспомним старые добрые времена…

Старые добрые времена? Гм… Никогда не была ценительницей прекрасного, но… Почему бы и нет?

Так я оказалась в одном из отсеков второй палубы, где добрый капитан Кейст выделил мальчикам помещение для репетиций. Подозреваю, что просил за них Двинятин, никого другого каперанг и слушать бы не стал.

— Ленка! Машка! Заходите! — обрадовались Солнце и Сетмауэр.

А Комаровски подошёл к нам, поставив на пол гитару, нежно поцеловал Ленку и, потянувшись с тем же ко мне, насмешливо прошептал:

— Удивила.

Делать вид, что не поняла, не потребовалось. Я действительно не поняла, о чём он.

— Ребят, мы не помешаем? Нас, правда, потом Таня отругает, — я похлопала ресницами. — Но…

— Машка, забудь, — сказал Кирилл. — У неё в последнее время навязчивая идея. Садитесь, девчонки.

— А… Тхао и Ингвар не возражают? — продолжила расспросы я, помня о том, что играть с Машиными одноклассниками они стали уже в Академии.

— Разве можно возражать против присутствия самой Марии Петровой? — нордический блондин Ингвар отставил в сторону какой-то странный, поблескивающий жёлтым металлом инструмент, такой же длинный и тощий, как он сам.

Инструмент был изогнут на конце, а ещё у него были кнопки по бокам. Обязательно рассмотрю потом поближе.

— Тхао, ты как, не возражаешь? — спросил Солнце.

Парнишка, в которого Машка запретила мне влюбляться, поднял голову от какой-то круглой штуки… Кажется, это называется барабан? Словом, он поднял голову и посмотрел на меня своими раскосыми глазами. Улыбнулся и помахал рукой.

— Не возражает, — перевёл Солнце. — Девчонки, ну садитесь уже! Времени совсем мало!

— Поехали, парни, — поддержал его Комаровски, вновь вешая себе на шею гитару.

Сначала какофония звуков оглушила. Потом… я уловила мелодию. Потом… вступил Солнце. Его голос — довольно высокий для парня — мягко обволакивал, пока он пел спокойно. Когда пел эмоционально и громко, голос становился звонче и, одновременно, глубже, и… я, кажется, опять утратила контроль над телом. И вместе с ребятами стала орать легко запоминающийся припев:

Где же наш последний дом

Кто расскажет нам о нём

Хоть когда-нибудь…

И куда лежит наш путь?*

Потом я, конечно, поняла, что это было. Машина эйфория плюс моя собственная реакция на уникальный тембр Солнца. Но это было потом.

Солнце улыбался — казалось, только для меня. И я бы забыла про все свои планы — посмотреть на ребят во время игры, оценить, по возможности, каждого — если бы не странное приветствие Комаровски. Оно зацепилось за что-то в не моей голове и не давало покоя. Так что мы с телом разделили функции. Оно пело и радовалось, а я размышляла и наблюдала.

Кирилл играл и пел самозабвенно, так же, как Солнце. Тхао стучал по своему… барабану, поглядывая на нас с Леной. Ингвар дудел в свой… своё… блестящее не знаю что, обнимая его длинными тонкими пальцами, как женщину. И как они умудрялись вступать всегда вовремя и в такт? А вот Комаровски…

Комаровски изображал шоу одного актёра — кривлялся, прыгал вокруг Кирилла и Ингвара, посылал Лене воздушные поцелуи. Но глаза его при этом оставались холодными, а взгляд оценивающим. И смотрел он чаще всего на меня. Ей-ё, Маша, ну почему я не дожала тебя тогда, когда ты не захотела говорить про этого парня, сообщив только, что доверять ему нельзя?

— Отбой по кораблю, — перекрывая нездешнюю музыку, сообщил бортовой ИИ.

Лена хихикнула:

— Как в лагере в седьмом классе.

Да? Нет, мне лучше помолчать. Мы с телом синхронно вздохнули. Оно всё помнило, только сказать не могло. Мальчишки, конечно же, расходиться не хотели. На то они и мальчишки.

— А ну его! — азартно выкрикнул Солнце.

Тхао и Кирилл поддержали, но рассудительный Ингвар сказал:

— Они закроют отсеки, и будем мы ночевать на полу второй палубы.