Рая и Аад

А на это я отвечу: господин ван дер Браак, пожалуйста, не втягивайте меня в дебри пустопорожней схоластики. Ибо речевые навыки у меня развиты не хуже, если не лучше Вашего, – и Вы это отлично знаете.

Тем не менее, я прошу простить мне это агрессивное, явно неполиткорректное вступление. Такой тон отчасти вызван тем, что это

– единственное письмо, которое я Вам пишу. Я не буду вступать с Вами в дискуссию, если Вы откликнетесь. Наши отношения, повторяю, пришли к естественному концу. И потому в данном письме я должна предугадать

Ваши возражения и заранее их отмести.

Начну не в хронологическом порядке, а с тех фактов, которые самостоятельно встают в первый ряд.

…Когда меня, превратив в мешок костей, а затем в гипсовый кокон, сбил, на полном ходу, „мерседес-эскорт“, – когда меня, как подержанную вещь, в течение долгих месяцев перетаскивали с операционного стола – на койку – и снова на операционный стол, затем на каталку, на инвалидную коляску – и снова на операционный стол, а я была тогда без языка, без документов и без единого цента в кармане, – моим единственным посетителем была Рая.

Её визиты начинались с того, что первым в дверях палаты появлялся её беременный живот. У неё был тогда невероятный токсикоз – ну, Вы помните. Занимаясь мной, она по многу раз выскакивала из палаты…

Впархивала же – с неизменно лучезарной улыбкой. (Именно – впархивала! С таким-то беременным животом!) В тот период эта её знаменитая лучезарность ещё не была у Раи приклеенной…

Я написала, что Рая была единственной. Историк должен стремиться к точности. По крайней мере, цифр. Формально говоря, ко мне заскакивали, в сумме, ещё трое. Но, как бы это сказать… Здесь кроется некий нюанс, который я должна Вам пояснить, потому что Вы не располагаете таким background’ом, как я, и Вам не с чем сравнивать.

Видите ли, в нидерландской больнице посетителю, между нами говоря, нечего делать. Он не выполняет там, как это принято на моей бывшей родине, функций санитарки, медсестры, медбрата, врача, фармацевта, аптекаря, психолога, лечебного физкультурника, физиотерапевта, массажиста, снабженца, повара, гигиениста и, конечно же, несякнущего источника взяток. (Там, в моём прошлом, посетитель не выполнял функций разве что патологоанатома. Но – времена сейчас „новые“, так что я не уверена в этом до конца.) А здесь, в Королевстве, – здесь посетитель должен лишь приятно и ненапряженно общаться с недужным.

Взаимно наслаждаться, так сказать, роскошью человеческого общения.

В разнообразных стилях: „семейном“, „добрых знакомых“, „старых сослуживцев“, „таких дружных соседей, которые как родственники“,

„просто соседей“.

Вот с этим-то зачастую и получается сбой. Если люди за стенами больницы никак не общаются, не умеют – то с чего у них вдруг именно в больнице это получится? Ясно, что дельце вряд ли выгорит.

А потом: что значит „приятно, ненапряжённо“? Приятно – значит, по крайней мере, „не неприятно“, а ненапряжённо значит – „легко“ и, большей частью, „очень напряжённо, ибо лживо“. Но „не неприятно“ общаться трудно, а „легко“ – трудно до полной невозможности. Поэтому человеческое общение заменяется „контактом“ (зловещее словцо из арсенала дерматовенерологов, шпионов и электромонтёров) – а на кой чёрт эти формальности нужны больному? Лучше уж мирно и нелживо дремать в дегенерирующих лучах телика.

С Раей было не так. Мало того, что души в ней содержалось – хоть с кашей ешь (ну, это Вы знаете), но она понимала, что и в нидерландской больнице (которая представляет собой воплощённый рай даже для отъявленных атеистов Второго и Третьего мира), не всё идеально. Особенно далека эта больница от идеала – для закованного в гипс индивида, который неделями существует между таинственными металлическими устройствами (как в фильме Кубрика „Космическая одиссея 2001-го года“) – с задранной нижней конечностью и нелепо вытянутой верхней: ни дать ни взять – астронавт, парящий в пространстве одинокой космической станции и не знающий позывных.

В то время как три мои упомянутых посетителя приходили, садились и принимались на меня молча смотреть (а я – на них – насколько позволяли шейные позвонки): что-то среднее между игрой в гляделки и сеансом взаимного гипноза – в это самое, равно как и в другое время,

Раиса мне что-нибудь готовила (это в нидерландской-то лечебнице!).

Она каким-то образом сообразила (знала от рождения, как и многое другое), что больничное меню, сопоставимое с таковым питерских ресторанов моей юности, всё равно не содержит и не может содержать

„витамина Д“ – ну да: дружбы, доброты, действенной помощи. И вот она быстрыми-быстрыми беличьими движениями готовила мне какие-то маленькие, очень красивые (и очень вкусные!) бутербродики – а я чувствовала себя пятилетней (это при том, что Рая была значительно моложе меня) – какой я была, когда бабушка нарезала для меня, ничего не желавшей есть, маленькие кусочки хлеба с сыром и колбасой – и, смешно называя их „солдатики“, „квадратики“, „гусарики“,

„драгунчики“, – кое-что умудрялась мне скармливать.