Горыныч и оставшиеся бойцы уже успели пройти к выходу из двора и сейчас, грамотно рассредоточившись на местности, начали свой бой с «серыми».
Несмотря на то что с момента выхода с Базы бойцов стало на треть меньше, группа все еще представляла собой серьезную опасность. И считаться с ней сектантам пришлось очень быстро.
Спецназовцы взяли под контроль большой участок площадки, на которой с «пуританами» воевали невесть откуда взявшиеся американцы и небольшая группа рейдеров.
«Серые», оценив всю степень опасности, которую несли им вновь прибывшие, перегруппировались. Часть постаралась зайти в тыл группе Бармаглота, а часть начала медленно и методично отжимать ее в сторону пяти «жарок», колеблющих над собой горячий воздух.
Рация Бармаглота зашипела, принимая сигнал:
– Эй, русский, прием! Говорит сержант Хэтфилд, «котики», США.
– И чего ты хочешь, сержант? Не боишься раскрываться, а, типа сотрудник частной охранки?
– Сотрудничества. Наш капитан погиб, я остался за старшего. Надо выбираться отсюда, но у нас одних не получится. Предлагаю объединиться и попробовать всем вместе. Что скажешь?
– Откуда у тебя моя волна?
– Ну… Выберемся – расскажу. Что скажешь, капитан?
– Сержант, мне нужно пробиться к рейдерам. А потом – посмотрим. Что ты на это скажешь?
– А куда нам деваться?
– Это точно. Слушай, сержант…
Дела становились все хуже. «Консерваторы» обложили нас со всех сторон. Настя пришла в себя и смогла нормально отстреливаться, но легче от этого нам не стало. Боеприпасы заканчивались.
Появление спецназа стало приятной неожиданностью. Я никогда не относился к этим хмурым ребятам так, как большинство рейдеров. Делить я с ними ничего не делил, на рожон не лез. Но и не любил их, так как понимал, что, если прикажут, они всегда зажмут меня где угодно. Но сейчас я был им несказанно рад.
Еще больше я обрадовался, когда в рюкзаке Насти что-то коротко хрипнуло и заговорило, вызывая ее на сеанс связи. Девушка открыла боковой карман и извлекла из него что-то отдаленно напоминающее допотопный мобильник. Толстенькая труба с выдающейся антеннкой, небольшим экранчиком и маленькими кнопками. И из нее сейчас раздавался хрипловатый мужской голос:
– Ефремова, это Забелин. Это Забелин. Слышишь меня?
– Да, тов…
– Без звезд, Настя. Лешка где?
– Нет Лешки, вчера убили.
– Понял тебя. С изделием все хорошо?
– Да, как раз шла по указанным координатам.
– Молодец. Сейчас дальше пойдем. Проводники надежные?
– Лев Георгиевич, давайте я станцию их старшему дам?
– Ты уверена?
– Да.
Настя протянула мне станцию. Ну что же, пообщаемся с дядькой, у которого большие звезды.
– Слушаю вас… Забелин?
– Да, Забелин. Пикассо, полагаю?
– Верно полагаете.
– Хорошо. Пикассо, вы, как я понимаю, в курсе, зачем наши сотрудники шли в Радостный?
– Да. Нам Алексей объяснял. Мы согласились им помочь.
– Замечательно. Вы понимаете, что выбраться отсюда сможете только с нашей помощью? Без спецназа отбиться от сектантов вы не сможете?
– Точно-то как подмечено, честное слово. Что предлагаете, Забелин?
– Пробиваемся в сторону дома, к которому шла Ефремова. Спускаемся в подземный ход. А из него мы точно сможем выбраться. Там есть система, которая не позволит «серым» пройти за нами. Согласны?
Я оглянулся на ребят, понимая, что сейчас, возможно, решаю их судьбы. Вгляделся в лицо каждого из них, таких знакомых и ставших почти родными.
Необычно серьезное лицо всегда улыбающегося Дыма, сейчас палящего в сторону пятиэтажки. Как-то раз Антон показал мне фотографию мамы и сестры. Как же они похожи, подумалось тогда мне. Своим одинаковым взглядом серо-голубых глаз.
Худая, вытянутая физиономия Валия, который, прищурившись, искал своим карими степными глазами подходящую цель. Расул постоянно таскал в своем рюкзаке снаряженную пулеметную ленту. У его отца есть шляпа-стетсон, на которую он давно хотел прицепить эту самую ленту, предварительно отхромировав ее как следует.
Свирепая, даже когда он улыбается, рожа Большого. Выдающиеся вперед надбровные дуги и тяжелая челюсть… Наш Колян – прям вылитый неандерталец. Один раз, напившись своим любимым темным «Колосом», Большой рассказал, как тогда, в прошлой жизни, бегая с утра, до полусмерти напугал такую же утреннюю бегунью. Тетка драпала от него не меньше километра. Пока он не свернул в сторону.
Мягкое и доброе личико Насти Ефремовой. «Конторщицы», «репортерши», милой домашней девочки, которая по какому-то капризу пошла служить в щитомеченосцы. За эти три дня она стала мне ближе, чем большинство знакомых бродяг. И ту шапочку с рожицей-смайлом ей действительно связала бабушка.
Скрытое стеклом забрала и самое любимое лицо Скопы. А как мне еще думать про свою младшую сестру, ставшую моим лучшим другом и напарником в Районе?
Я нажал на тангетку станции:
– Согласен, Забелин. Каков план?
Отстреливаясь, десять человек отходили в сторону большой железной двери.
Большой, Скопа, Настя, Забелин, два спецназовца, Дым с Валием, выживший американец и я.