Райотдел

Задребезжал звонок: появился Феликс с высокой белокурой девицей; был с ними еще полноватый, высокомерно держащийся парень, совершенно незнакомый ни Лильке, ни Михаилу. Он даже не поздоровался, не поздравил хозяйку. Разделся, спросил: «Ну, куда мы пойдем?» — и Феликс увел его в смежную с большой комнату. Родька и Витек уволоклись следом. Носов сунулся туда — но Феликс оттеснил его обратно, сказав: «Ну мы очень просим — дай нам поговорить, пожалуйста». Вино они принесли с собой, открывали там бутылки. Витек тащил фужеры, закуску со стола. «Кто это?» — спросил Михаил у Лидуси. «Это поэт Ваганов». — «Ваганов, Ваганов…» — «Как, разве ты не знаешь его? У него в прошлом году вышла первая книжка, „Запах листа“. Вот она! — филологиня вытащила из сумки тонкую, страниц в тридцать, книжонку. — Это восходящая величина. Большая удача, что Феликсу удалось заполучить его сюда». — «Ну прекрасно, что он пришел, только что же они так-то… За стол пускай садятся». — «Нет, он сразу поставил Феликсу условие: ради Бога, оградите меня от всяких ненужных знакомств, пошлости, глупых расспросов… Я хочу пить и общаться лишь в узком кругу». — «Ясно. Хозяева для него, значит, народ нежелательный. Но с вами-то хоть, ради праздника…» Носов поглядел на Лильку — она стояла бледная, губы ее дрожали. «Я сейчас спрошу», — Лидуся ушла к парням. Вернувшись, отрицательно мотнула головой. У Носова закололо в висках, он наклонился к жене: «Может, это… к едрене-фене? Прямой наводкой, по балде сковородкой? Как ты смотришь? Я мигом». Она схватила его за руку: «Нет, что ты! Пускай мальчики делают, как им удобнее. Мы и одни посидим». И они пошли к столу, за которым сидела Вета и ела салат. Время от времени она поднимала вверх глаза, вытягивала трубочкой вымазанные сметаной губы и мычала: «Вку-усно!.».

Скучно толклись пустые разговоры; включили снова радиолу. Вышел Феликс, что-то буркнул и убавил звук. Носову не танцевалось ни с Лилькой, ни с Ветой, ни с Лидусей — все-таки идеальной партнершей для него была всегда Галочка Деревянко. А она сидела квелая, и вид у нее был усталый, подавленный. Лидуся иногда проникала в другую комнату, а через некоторое время возвращалась обратно, занимала свое место за столом. Важно глядела: как же, ее удостоили чести посещать избранный круг! Она там почти свой человек. На одно из носовских предложений Галочка отозвалась — но танцевала плохо, неохотно. «Что с тобой?» — «Так, ничего…» — Галочка вырвалась, ушла на кухню. Михаил двинулся за ней, повернул к себе. Она запрокинулась, зажмурила мокрые глаза. Сердце его затрепыхалось сладко и тревожно. Но она опомнилась, толкнула его: «Ты что, с ума сошел? Гляди, скажу Лильке». — «Ну, ты чего нахохлилась, правда? Обидели, что ли?» — «Да… обидели девушку…» — «Кто?» — «А что, ты посадишь? Посади, посади, милый. Пускай поест тюремного хлебушка. Век буду благодарна».

Они снова оказались в комнате, туда же успел выползти абсолютно пьяный Родька, видно, его выгнали; увидав Михаила, он что-то загукал слюняво: пытался, видно, выяснить некие моральные права; начал разливать вино по фужерам — и уронил их. Носов снял с вешалки шинель, бросил в угол и уложил на нее физика-лирика.