— Вовсе не нелепо, а только справедливо. Мне пришлось научиться торговаться, так что придется тебе научиться пользоваться деньгами. На самом деле в этом нет ничего сложного: ты говоришь мне, чего желаешь, а я называю цену. Потом ты даешь мне деньги, а я… то, что ты хотела.
Он скинул ногу и поднялся с соблазнительной грацией, наслаждаясь растерянным выражением ее глаз, когда они беспомощно скользнули по явно заметной выпуклости в нижней части его живота.
— Не будь смешным, Гарнер. — Уитни с укоризной взглянула на него и намеренно соблазнительно придвинулась к нему. Но он удержал ее за плечи и решительно отстранил, сунув ей в руки кошелек. Она посмотрела на мешочек, затем на Гарнера. Он сохранял совершенно серьезный вид.
Она швырнула кошелек на стол и отошла в конец комнаты. Вот еще выдумал!
Гарнер снова уселся с решительным видом и следил за тем, как она рассерженно расхаживает у окна, между тем раздумывая, не следовало ли ему чуть больше ее разжечь, прежде чем преподать «урок». Она остановилась и гневно взглянула на него, на что он только пожал плечами:
— Конечно, если ты не можешь…
— В том, чтобы тратить деньги, Гарнер Таунсенд, нет ничего сложного. В Бостоне это делает любой дурак и бедняк, отрезала Уитни, не понимая, что поддерживает его же доводы. Она насторожилась, когда он язвительно усмехнулся. «Да, каждый бедняк и каждый дурак, но… не ты», — ясно говорила его усмешка. На нее усмешка повлияла, как красная рубашка на быка. Она подошла к столу, схватила кошелек и рывком открыла его. В нем блестели золотые монеты различного размера и достоинства. Она тяжело вздохнула, чувствуя, что у нее стиснуло горло, а голову застилает туман.
Она вытащила блестящую монету, подняла ее к лицу Гарнера, на котором играла озорная улыбка, и заявила:
— Мне нужен поцелуй.
Гарнер вскочил на ноги и приблизился к ней.
— Поцелуй за пятьдесят долларов? Может, тебе стоит начать с цены поменьше?
Она сердито фыркнула и, метнув на него мрачный взгляд, нашла в кошельке монету поменьше. На ней была выгравирована цифра двадцать, и она раздраженно спросила:
— Этого хватит? Это ведь двадцать долларов, да?
— Мы поработаем над твоей расточительностью… после того как ты усвоишь основы, — мягко поддразнил ее Гарнер, подходя еще ближе.
— Ну, тогда пусть это будет стоить двадцать долларов. — Ее охватило странное волнение. И когда через мгновение он обнял ее, она поняла, что такое же чувство она испытывала, когда заключала удачную сделку.
Гарнер подарил ей страстный, глубокий поцелуй, от которого у нее закружилась голова.
Затем он выпрямился и отступил, глаза его были блестящими, а черты лица заострились от желания. Руки у него так и тянулись обнять ее, тело горело от ее прикосновений, но он понимал, что результат будет еще более сладким, если знаменитая решительность Таунсендов одержит верх над желанием. И вспыхнувшее в ее глазах бешенство проверяло его решимость.
— Обними меня! — тяжело дыша, потребовала она.
— Это стоит десять долларов, детка. И вероятно, вместе с этим тебе захочется еще один поцелуй, так что плюс еще двадцать. — Он старался говорить как можно более невозмутимо.
— Черт побери, Гарнер Таунсенд! — вспылила она, топнув ножкой.
Внезапно Уитни почувствовала, что в ней проснулась дремлющая Далила. У Гарнера тоже есть желания, как бы он их ни контролировал. Она получит от него то, что ей нужно. Она выудила из кошелька десять долларов и еще двадцать и сунула ему в руку. Опустив их в карман, он крепко обнял ее и снова прильнул к ее губам. В последнюю секунду он невольно прижался к ней всем телом, давая ей почувствовать овладевшее им возбуждение. Он отпрянул, оба часто дышали, чувствуя, как их пронзает желание.
— Если так разбрасываться деньгами, эта ночь будет тебе стоить очень дорого! — Он злорадно усмехнулся.
— А сколько стоит ласка? — Она проигнорировала его возмутительное поддразнивание.
— Смотря какая… — охрипшим голосом выговорил он.
— Интимная… хорошая интимная ласка. — Она говорила резко, при этом стянула корсет и показала на груди. — Вот здесь.
— Двадцать… обеими руками, — едва сумел прошептать он, глядя, как у него на глазах затвердевают темные соски.
Она сунула руку в кошелек и, не глядя, каким-то образом выудила двадцатидолларовую монету. Помахав ею перед глазами Таунсенда, она бросила монету ему в карман. Он накрыл ладонями ее груди и стал энергично ласкать соски. Голова ее запрокинулась, а глаза прикрылись, и она с прерывистым дыханием выгнулась навстречу его рукам.
Когда его руки замерли, она открыла глаза и заглянула ему в глаза, потом взяла его за запястья и провела его ладонями по своим бокам, по ягодицам, прижимаясь к нему.
— Это та же ласка или уже другая?
Ему удалось выпрямиться только благодаря тому, что он не стал думать о соблазнительных полукружиях, которые наполнили его ладони. Что заставляло его идти на такое безумие?
— Другая.
Она вытащила еще одну такую же монету:
— Тогда еще.