Райские новости

Столица кишела народом. На вокзале Виктория ца­рил хаос: иностранные туристы, сосредоточенно изу­чавшие карты города, юные любители пеших путеше­ствий с объемистыми рюкзаками за спиной, семьи, от­правляющиеся па побережье или за город на выходные, буйные футбольные фанаты — все тесни­лись, пихались и налетали друг на друга. Слышны были крики, крепкие словечки, обрывки футбольных песен и фразы на французском, немецком, испанском и арабском. Вились длинные очереди к стоянкам такси и за билетами на метро. Никогда прежде Бернард не был так поражен охватившим современный мир массовым беспокойным стремлением к перемещениям, никогда не чувствовал себя таким измотанным и затолканным в этом мире. Если бы, по случайности, существовал Высший Разум, приятно было бы представить, как Он вдруг хлопнул бы в ладоши, словно выведенный из себя непослушным классом учитель, и сказал бы в от­резвляющей тишине: «Прекратите разговоры и тихо рассаживайтесь по местам».

И в лучшие-то времена добираться до семейного в южном Лондоне было утомительно. От Лондонского моста до Брикли приходилось ехать в обшарпанной электричке с распоротыми сиденьями и разрисованной изнутри граффити, потом — или идти около мили пешком, или ждать автобуса, который до­везет до конца Хардейл-роуд, а затем — взбираться на холм до дома номер 12, почти на самом верху. Когда Бернард завернул за угол и начал свое восхождение, он почувствовал, как его затопила волна ощущений, похожих скорее на тошноту, чем на ностальгию. Сколько раз из-за этого подъема он в буквальном смысле сгибался под тяжестью ранца, набитого учеб­никами. Два ряда совершенно одинаковых домов по- прежнему поднимались уступами на холм, перед каж­дым — огороженный палисадник, а к входной двери ведут несколько каменных ступенек. И все же эта ули­ца слегка отличалась от улицы его детства, отличалась разнообразием деталей, демонстрирующих амбиции владельцев домов: жалюзи, ставни, крылечки, алюми­ниевые оконные рамы, наружные ящики с цветами. И разумеется, еще одно веяние времени: вдоль дороги с обеих сторон выстроились автомобили, припарко­ванные бампер к бамперу. Похоже, даже Брикли не устоял перед бумом частной собственности восьми­десятых годов, хотя изобилие табличек «Продается» говорило о том, что здесь, как и повсюду, грядут пере­мены.

Дом номер 12 выглядел заметно более убогим, чем его соседи, краска на рамах подъемных окон треска­лась и облетала. Снаружи стоял сверкающий новень­кий «фольксваген-гольф», владелец которого был, без сомнения, доволен, что у мистера Уолша автомобиля нет. Немного запыхавшийся от подъема Бернард пре­одолел ступеньки и нажал кнопку звонка. Неясные очертания отцовского лица проступили за витражом входной двери, когда старик вглядывался сквозь стек­ло, пытаясь понять, кто пришел. Наконец он открыл дверь.

— А, это ты, — сказал он без улыбки. — Входи.

— Я удивляюсь, что ты до сих пор можешь одолеть этот подъем, — посочувствовал отцу Бернард, идя вслед за ним по темному коридору на кухню. В воздухе витал слабый запах мяса и капусты.

— Я редко выхожу, — ответил мистер Уолш. — При­ходящая домработница делает все покупки, а обед мне доставляют на дом. В пятницу привозят два обеда, и один я разогреваю в субботу. Ты ел?

Он явно обрадовался, когда Бернард ответил утвер­дительно.

— Но от чашки чая не откажусь. — Мистер Уолш кивнул и пошел к раковине налить чайник. Бернард осмотрел маленькое помещение. Оно всегда было сре­доточием жизни этого дома, и теперь, похоже, отец проводил здесь большую часть своего времени. Кухня походила на перегруженное гнездышко: сюда пере­несли телевизор, любимое кресло отца и сувениры, ко­торые прежде стояли в гостиной.

— Дом теперь великоват для тебя, да? — спросил Бернард.

— Бога ради, хоть ты не начинай. Тесса постоянно пилит меня, чтобы я продал его и переселился в квар­тиру.

— А что, неплохая мысль.

— Здесь ничего нельзя продать в момент. Ты что, не видел по пути сюда таблички «Продается»?

— Но ты наверняка выручишь достаточно для ма­ленькой квартиры?

— Я не собираюсь с ним расставаться, — отрезал мистер Уолш.

Бернард, чувствуя, что наступил на больную мо­золь, не стал развивать эту тему. Он обследовал семей­ный алтарь на буфете. Вокруг выцветшей фотографии матери, которую та в молодости сделала в фотоателье, стояли снимки его брата и сестер с семьями: Тесса и Фрэнк и их пятеро детей, Брендан, его жена Франчес­ка и их трое отпрысков, Димпна с мужем Лори и двумя приемными сыновьями. Некоторые из них были пред­ставлены здесь не единожды — в детских колясках, вместе с одноклассниками, в свадебных нарядах и мантиях выпускников. Фотография Бернарда в этой галерее отсутствовала. По бокам к буфету были прико­лоты написанные от руки списки и памятки: запла­тить за электричество; подготовить белье в стир­ку для миссис Л; месса за М. в пятницу; марки; молоч­ные бутылки; «Соседи» 1.30.