Райские острова

– Сначала я хочу узнать все о той птичке, которую ты присылала с запиской. Это дастелец? Значит, и правда существуют разумные птицы?

И была слишком взволнована, чтобы продолжать разговор.

– Разнюхивай сам, Датрик. А теперь уходи.

Он не обратил никакого внимания на мой решительный тон.

– Будь я уверен, что вы знаете, где находится Дева Замка, – сказал Датрик резко, – я не позволил бы вам покинуть косу Гортан, пока вы все мне не расскажете.

Я показала на дверь:

– Вон, будь ты проклят!

На этот раз намек до него дошел.

Я захлопнула за Датриком дверь и рухнула на постель. Меня трясло.

Я была слепа, как пескожил в своей норке! Как могла я проявить такую глупость? Конечно, Тор – патриарх! Менодианский священнослужитель. Это объясняло так много! Его нежелание убивать. Его настойчивые разговоры о женитьбе (разве может патриарх жить в так называемом грехе?. Его сострадание. Его желание помолиться за Алайна, да и вообще отношения со старым патриархом. Его стремление создать лучший мир. Его решимость и готовность терпеть. Его знания – на него работали все менодианские общины, сообщая о происходящем на островах. Обращение Тора в менодианскую веру объясняло разницу между тем человеком, который когда-то был Копьем Калмента, и теперешним Тором. И еще эти часы, когда он бывал так далек от меня, так уходил в себя, – он был, конечно, погружен в молитву.

Я чувствовала себя так, словно кто-то сделал пробоину в моей лодке посреди океана.

Тор пришел узнать, что меня задержало.

Он стоял в дверях – высокий, красивый, счастливый. Синие глаза смотрели на меня с любовью. Бирюза в татуировке на мочке уха блестела на фоне загорелой кожи. Я всегда удивлялась, как такой сильный человек может быть таким мягким, и вот теперь я знала: его сила произрастала из веры, и вера рождала его мягкость.

– Ты готова? – спросил Тор.

– Почему ты не сказал мне о том, что ты – патриарх?

Тор не спросил, откуда я знаю; это было несущественно. Ответил он мне тихо, почти шепотом:

– Я так боялся потерять тебя. Я боялся, что для тебя это окажется важно.

– Так и случилось.

– Почему? Ведь я люблю тебя! – Страдание в его голосе рвало мне сердце.

– Ты любишь Бога больше.

Последовало долгое молчание. Я видела по лицу Тора, как он уязвлен.

– Ты несправедлива, – сказал он, наконец.

– Да. Прости меня. Я не то хотела сказать. Если бы я разделяла твои верования, это не имело бы значения. Но я не верю, Тор, в твоего Бога и в воздаяние на небесах. Поэтому я не могу разделить твою жизнь.

Тор сморщился, словно его ударили ножом.

– Блейз, даже моя вера не абсолютна. Я сомневаюсь. Но все же я надеюсь, что существует Бог, которому мы не безразличны. Который награждает тех, кто пытается сделать мир лучше. Если я ошибаюсь, что ж, все равно я рад, что попытался. Нет ничего дурного в том, чтобы помогать другим стать счастливыми.

– Верно. Только я не такой человек. Я слишком эгоистична. Мне вовсе не хотелось околачиваться в Криде, помогая тем, кому меньше повезло, пока хранители стреляли по нам из пушек, – я хотела спастись и побыстрее оттуда убраться. Я не хочу работать для других. Я хочу работать для себя. Я хочу, чтобы именно я была счастлива. Мне требуется гражданство, дом, деньги, которые обеспечили бы мне комфорт. Ох, я не стану теперь топить любого, чтобы добиться своего, как сделала бы раньше, но мне все равно все это требуется.

Кроме того, связь со мной уже причинила тебе зло – ты сражался и убивал, когда твоя религия учит, что это грех. Ты делил со мной ложе, хотя мы и не женаты. Ты даже предложил, что будешь пытать Сикла и Домино. Твоя любовь ко мне поссорила тебя с другим патриархом. – Я имела в виду, конечно, Алайна Джентела. Теперь я знала наверняка то, о чем раньше только догадывалась: Алайн требовал, чтобы Тор меня забыл.

Тор криво улыбнулся:

– Я никогда не считал себя совершенством. И я вовсе не догматик. Я не Алайн Джентел. Я постоянно расхожусь во мнениях по многим вопросам с Советом патриархов. Наверно, так будет всегда. Я не претендую на святость: уж слишком часто она идет рука об руку с ханжеством. Я никогда не поверю, что нечто столь прекрасное, как любовь к тебе, как твои объятия, может быть скверной. Мне кажется, Совету полезно иметь в своем составе кого-то вроде меня: я постоянно бросаю вызов косности. Я стремлюсь до конца жизни оставаться той песчинкой, которая раздражает моллюска и заставляет его создавать жемчужину. Я странный священнослужитель, Блейз. Тебе не будет так уж трудно ужиться со мной. Кроме того, ты судишь себя слишком строго. Ты рисковала жизнью ради других, а не ради себя. Ты гораздо лучше, чем себя считаешь.