Райские острова

Ночью накануне прибытия в Амкабрейг я проснулся, обливаясь потом и понимая, что только что испытал прикосновение этого зла: оно меня и разбудило. Уснуть я больше не мог и поднялся, чтобы выйти на палубу. Ночь была чудесная; на безлунном небе сияли звезды, и мы были еще достаточно далеко от порта, чтобы его зловоние не мешало мне наслаждаться чистым соленым запахом моря. Может быть, мне и удалось бы прогнать свои неопределенные страхи, но тут на палубу вышла Блейз. Это не могло быть совпадением: должно быть, ее Взгляд сделал ее восприимчивой к тому непонятному воздействию, что разбудило меня.

– Отчего ты проснулась? – спросил я ее.

– Не знаю. Понимаешь, я с приветом: стоит пробежать мышке, и я просыпаюсь. Впрочем, чтобы оставаться в живых, мне нужно спать вполглаза.

В словах Блейз прозвучала горечь – воспоминание о жизни, которую я с трудом мог себе представить. Какое право я имел плакаться о том, что потерял? По крайней мере потерянным я когда-то обладал…

– Почему-то мне кажется, что не мышка заставила тебя подняться на палубу, девонька. Блейз, как пахнет дун-магия?

Перед тем как ответить, Блейз долго молчала.

– Ничто больше так не пахнет, – наконец сказала она. – Это не тухлятина, не какой-то естественный процесс распада… Это просто вонь зла. – Такое описание не слишком много мне сказало, и Блейз, должно быть, это почувствовала, потому что добавила: – Ужасно неправильный запах, запах чего-то, что не должно существовать, потому что нарушает порядок мироздания. В истинном зле нет логики, совсем наоборот. Так что дун-магия пахнет этой неправильностью.

– Думаю, что я иногда ее чую, – спокойно сказал я. – Просто легкое дуновение, которое тут же исчезает, но после него я никак не могу отдышаться. Кажется, это и разбудило меня сейчас.

– Ах… – Блейз помолчала. – Я до сих пор ничего не чувствовала, а уж я принюхивалась, можешь мне поверить. Мне пришло в голову, что Мортред, если он бывал здесь, оставил какой-то след, как слизень. Так и должно было случиться, но с тех пор прошли недели… слишком много времени, чтобы я могла уловить запах. Ты – другое дело: у тебя нос гораздо чувствительнее моего, так что ты, возможно, чуешь этот старый запах. Может быть, Мортред побывал в Лекенбрейге; может быть, его корабль стоял рядом с этим суденышком… или на пакетботе недавно плыл какой-то другой дун-маг.

– Или мы чувствуем тот остаток дун-магии, о котором ты говорила: след, который Мортред оставил на Флейм.

– Может быть.

Все это было очень логично, все хорошо объясняло, и в такое объяснение было так легко поверить…

Правда была гораздо более жестока… и обнаружить ее было так трудно! Какими же глупцами мы оказались…

– Теперь недолго, – сказал я Флейм. – Мы уже миновали мыс, защищающий гавань. Чувствуешь, как уменьшилась качка корабля? – Я постепенно становился опытным мореходом.

Флейм кивнула.

– Думаю, что я не выдержала бы, если бы пришлось терпеть ее и дальше.

Я был склонен с ней согласиться. Выглядела Флейм ужасно: она похудела, ее волосы утратили блеск и висели спутанными прядями, под глазами легли темные тени. В первый раз после того как я встретил ее, мне не приходилось делать над собой усилие, чтобы не поддаться ее красоте, ее бессознательной сексуальности.

– Блейз говорит, что вы на некоторое время задержитесь в городе, так что ты сможешь восстановить силы, – утешил я Флейм.

Она вцепилась в мою руку.

– Ты ведь отправишься с нами, верно? – Ее умоляющие глаза казались слишком большими и блестящими на осунувшемся лице. Руарт, устроившийся на висевшей под потолком лампе, взъерошил перья, присоединяясь к просьбе цирказеанки.

Я покачал головой.

– Нет, Флейм. Это не моя война.

– Эта война касается всех.

– Я врач, – снова повторил я, – а не воин.

– Ты эгоист, – сказала мне Флейм. – Думаешь только о себе и не заботишься о других. Разве так должен поступать хороший врач? Ты хоть знаешь, сколько людей умирают, и умирают в мучениях из-за таких, как Мортред? Как может настоящий целитель стоять в сторонке и равнодушно смотреть на страдания невинных?

Если бы все это сказала Блейз, я просто пожал бы плечами, но от Флейм я порицание услышал впервые, а потому покраснел.

– Ты и представить себе не можешь, – продолжала Флейм, – каково быть зараженной дун-магией… какое это мучение. Умирающих по воле злых колдунов ты тоже не видел. – К боли и горечи в голосе Флейм примешивалось презрение, и я покраснел еще сильнее.

– Перестань, Флейм, – прочирикал Руарт, и девушка тут же принялась извиняться:

– Прости меня, Кел. Мне не следовало этого говорить. Просто я так устала и так тревожусь…

Я пробормотал какие-то вежливые слова и поспешил подняться по трапу на палубу. Блейз стояла у поручней, глядя на приближающийся берег. Почти все пассажиры тоже уже собрались на палубе, но никто из них не решился встать рядом с Блейз. Ее выразительные упражнения с мечом во время плавания обеспечили ей уединение, которое никто не решался нарушить без приглашения. Я подошел к ней.

– Похоже, тебя считают заразной, – сказал я.

– Это иногда бывает кстати, – усмехнулась Блейз. – Как там Флейм?

– На взводе.