Райские острова

Я расплатилась с Блойдом и предупредила, чтобы языком не трепал (впрочем, тут можно было ничего не опасаться: Блойд знал, чем рискует, если до дун-мага дойдет слух о его участии в спасении Флейм), и проводила до двери. Потом я вернулась, чтобы помочь Гэрровину и Тору забинтовать культю и перенести Флейм на постель. Сознание к ней уже возвращалось, и боль заставляла ее судорожно втягивать воздух сквозь зубы. Однако теперь было нужно, чтобы Флейм оставалась в сознании: ей требовалось избавиться от остатков дун-магии, а также побороть возможную инфекцию, поэтому, когда Гэрровин предложил дать ей еще снотворного снадобья, я покачала головой:

– Не сейчас – сначала она должна позаботиться о собственном исцелении. Лучше приготовь ей питье, облегчающее боль.

Я бросила взгляд на Руарта, сидевшего на спинке кровати. Птицы были для меня все одинаковы, особенно мелкие, по крайней мере, до тех пор, пока я не познакомилась с дастелцами, но нужно было бы быть слепой, чтобы не заметить отчаяния, которое испытывал Руарт. Бедняга… Он сидел нахохлившись, яркие перышки словно поблекли, голова поникла, а в синих глазах была такая боль, что мне захотелось его утешить, – только я не знала, как это сделать.

Флейм снова начала стонать, и ее вырвало. После того как мы ее умыли, я села рядом и взяла ее за правую руку – единственную теперь.

Все позади, – сказала я, – но тебе еще предстоит побороться.

Флейм открыла глаза, но боль была такой сильной, что она едва снова не потеряла сознания. Я следила за тем, как она борется – и побеждает; в ее победе я не сомневалась. Она даже сумела мне улыбнуться. Что за женщина!

Гэрровин приготовил ей питье, уменьшающее боль, а потом отошел и стал смотреть в окно. Мое место рядом с Флейм занял Рэнсом, который пришел в себя и теперь рвался загладить проявление слабости.

– Тебе нужно отдохнуть, – тихо сказал мне Тор. – У тебя ведь тоже хватает ран. Здесь я за всем присмотрю. – Он обвел рукой комнату – кровь, отрезанную руку Флейм, Рэнсома.

Я кивнула:

– Спасибо, Тор.

– Ты уверена, что тебе самой не требуется помощь? Я с благодарностью коснулась его руки.

Потом я повернулась к Гэрровину, который прислонился к стене, глядя на нас своим расчетливым взглядом. Кончик носа у него шевелился, и я не могла не подумать о кролике: у этих зверьков носы вечно подрагивают.

– Я, в самом деле, не выношу крови, – сказал он.

– Мы очень тебе признательны, – сказала я, отсчитывая причитающиеся ему деньги, и мрачно добавила: – И тем более потому, что ты не выносишь крови. – Я верила его словам: бедный травник просто позеленел.

Гэрровин сунул монеты куда-то под одежду и протянул мне бутылку:

– Я оставлю это снадобье – оно уменьшает боль. Давай ей по две ложки каждые два часа.

– Ты зайдешь завтра? – спросил Рэнсом. Гэрровин покачал головой:

– Только не я. Уж очень я уважаю собственную безопасность. – Он завязал свой узелок и двинулся к двери. Взяв фонарь, я вышла с ним вместе.

Тор думал, что я отправилась в свою комнату, но мне нужно было сделать еще одно дело, прежде чем я могла позволить себе отдохнуть, так что я спустилась вниз вместе с травником.

– Не тревожься, – сказал мне Гэрровин. – С ней все будет хорошо.

– Просто не знаю, что мы без тебя делали бы. Объясни мне, почему лекарства с Мекате настолько лучше, чем с других островов? Я видела, как человеку отрезали ногу – без подобных снадобий, – и вспоминать об этом мне не хотелось бы; а ведь оперировали его в одной из лучших больниц Ступицы.

– Потому что сами-себе-пастухи думают головами, а не подчиняются суевериям.

Второй раз Гэрровин так назвал лекарей с Мекате – сами-себе-пастухи, – но мне это по-прежнему ничего не говорило.

– Кто они такие?

– Люди с Небесной равнины, с Крыши Мекате. Ты на Мекате бывала? Я кивнула.

– А ведь о нас ты и не слыхивала. Ты видела навоз, а золота и не заметила, Блейз.

– Если там все так чудесно, почему ты оттуда уехал?

– Беда с раем в том, что там нет места для дьяволов.

– Для нас ты сегодня дьяволом не оказался.

– Спроси любого человека о его собственном дьяволе, и все ответят тебе по-разному. Спроси почитателя Фелли, и он ответит тебе, что это женщина, которая имеет собственное мнение. Спроси того красавчика наверху, и он скажет тебе, что это грязный нищий в канаве, который пырнет тебя ножом, если ты не подашь ему милостыню. А если спросить тебя, Блейз Полукровка, ты, должно быть, скажешь, что это человек, который отказывает тебе в гражданстве.

Он был слишком проницателен, этот Гэрровин, чтобы в его обществе я чувствовала себя уютно. Мелочная мстительность заставила меня спросить:

– А если бы я спросила этих твоих самих-себе-пастухов, каковы их дьяволы, что бы они ответили?