Райские пастбища

– Но почему вы не остались на ферме? У вас хорошая ферма, верно?

– Я не могу зарабатывать здесь на жизнь, мисс Морган. Я ничего не смыслю в сельском хозяйстве. Джекоб пробовал вести хозяйство, но, понимаете, Джекоб слишком ленив. Как только смогу, я продам ферму и куплю Робби все, чего у него раньше не было.

Мисс Морган рассердилась. И в то же время почувствовала, что вот-вот расплачется.

– Неужели вы верите тому, что говорят вам эти идиоты?

Он удивленно взглянул на нее.

– Конечно, не верю. Только вам ли не знать – мальчика нельзя воспитывать как звереныша?

Появился автобус. Джуниус кивнул в сторону Робби.

– Он не хотел ехать. Сбежал в горы. Мы с Джекобом нашли его лишь вчера ночью. Слишком долго он жил как звереныш. Да и вообще, мисс Морган, он пока еще просто не представляет себе, как хорошо нам будет в Сан-Франциско.

Автобус затормозил. Джуниус и Робби вскарабкались на заднюю площадку. Мисс Морган собиралась войти вслед за ними, но передумала, села в автобус с другой стороны и пристроилась позади шофера.

«Ясно же, – подумала она, – им сейчас хочется побыть наедине».

VII

Старик Гиермо Лопес умер, когда его дочери были уже вполне взрослыми. Он оставил им сорок акров каменистой земли на склоне холма и ни цента денег. Девушки жили в дощатой обмазанной хижине, при которой были маленький флигелек, колодец и сарай. На истощенной почве, по сути дела, могли расти лишь шалфей да курай. И хотя сестры изо всех сил трудились на своем огородике, урожай они собрали весьма скудный. Некоторое время они с каким-то ожесточенным мученичеством голодали, но в конце концов плоть взяла свое. Они были слишком толсты и жизнерадостны для того, чтобы надеть на себя мученический венец по столь мирскому поводу, как отсутствие пищи.

Однажды у Розы возникла счастливая мысль:

– Разве умеет кто-нибудь в нашей долине печь такие вкусные тортильи, как мы с тобой? – спросила она сестру.

– Это искусство досталось нам в наследство от матушки, – благочестиво ответила Мария.

– А это значит, что мы спасены! Мы будем готовить пироги и маисовые лепешки и продавать их жителям Райских Пастбищ.

– А ты думаешь, они станут покупать? – усомнилась Мария.

– Послушай, что я тебе скажу, Мария. В Монтерее всего несколько женщин продают тортильи, да и что это за тортильи – в сто раз хуже наших. И все-таки женщины, которые их продают, просто богачки! Они делают себе по три новых платья в год. А разве их лепешки идут хоть в какое-нибудь сравнение с нашими? Вспомни, ведь нас учила наша мать.

От волнения глаза Марии наполнились слезами.

– Ой, ну, конечно, их нельзя сравнить! – пылко воскликнула она. – В целом мире не было ничего вкуснее лепешек, которые месили безгрешные руки нашей матушки.

– Ну что ж, тогда за дело! – решительно сказала Роза. – Хорошую вещь отчего не купить.

Целую неделю шли лихорадочные приготовления. Обливаясь потом, сестры скребли и украшали свое жилище. Когда все было кончено, их маленький домик, побеленный и внутри, и снаружи, выглядел очень нарядно. У порога посадили отводки герани; мусор, скапливавшийся годами, был собран в кучу и сожжен. Переднюю комнату превратили в харчевню, в которой стояли два покрытых желтой клеенкой стола. Сосновая доска, прибитая к забору, выходящему на главную дорогу округа, гласила: «Маисовые лепешки, пироги и прочие испанские блюда. Р. и М. Лопес».

Дело не сразу пошло на лад. Можно сказать, что оно вообще не пошло. Сестры сидели за своими желтыми столиками и ждали. Они были ребячливо веселы и не очень опрятны. Сидя на стульях, они ждали, когда к ним явится счастье. Но стоило войти посетителю, и они стремглав бросались его обслуживать. Они восторженно смеялись всему, что он говорил; они похвалялись своей родословной и дивными качествами лепешек. С негодованием отрицая в себе примесь индейской крови, они по локоть закатывали рукава, чтобы показать, как бела их кожа. Но посетители бывали очень редко. И у сестер стали появляться затруднения. Они не могли заготавливать сразу много продуктов, ибо продукты портятся, когда лежат слишком долго. Для тамалей нужно свежее мясо. И они начали расставлять силки для кроликов и птиц; они сажали в клетки воробьев, черных дроздов, жаворонков и держали их там до тех пор, пока они не потребуются для тамалей.

А дела по-прежнему шли из рук вон плохо.

Как-то утром Роза с решительным видом обратилась к сестре:

– Запряги-ка старину Линдо, Мария. У нас совсем не осталось мякины. – Она вложила в руку Марии серебряную монетку. – Купи в Монтерее. Только немного, – добавила она. – Когда дела у нас пойдут хорошо, мы купим целую гору.

Мария с послушным видом поцеловала сестру и направилась к сараю.

– И, Мария… если у тебя останется какая-нибудь сдача, то по конфете нам обеим… по большой конфете.

Вернувшись днем, Мария застала сестру как-то странно присмиревшей. Ни криков, ни визга, ни требований рассказать о всех подробностях путешествия – словом, ничего такого, что сопутствовало обычно их встречам после разлуки. Роза сидела за столом, и лицо ее было хмурым и озабоченным.

Мария робко приблизилась к сестре.