Райские птички (ЛП)

Он не дышал все то время, пока осматривал ее и проверял, нет ли пулевого ранения в черепе или какой-либо другой части тела.

Только после проверки посмел выдохнуть.

На ее левой щеке быстро набухал синяк. Не смертельно. Его беспокоила кровь, струящаяся из уха, и стеклянный блеск глаз.

Это ужаснуло его.

— Элизабет, — потребовал он, приподнимая ее и слегка встряхивая.

Она моргнула, но ничего не сказала.

Он сжал ее кожу, наслаждаясь тем, что держит ее в своих объятиях. Она была вся в крови, ей было больно, но она была жива. Она сражалась.

Запах крови, покрывавший ее кожу, сменился металлическим звоном смерти, который несколько мгновений назад наполнил его чувства. Гниение в воздухе больше не ощущалось. На ее коже смерть была запахом духов.

Ничего похожего на Ану.

— Элизабет, — повторил он, прижимаясь к ее губам, не в силах остановиться.

Кровь потекла ему в рот, и он охотно проглотил ее. Это ее кровь. Ее живая кровь.

Ее губы прижались к его собственным, что заставило его член затвердеть, и его тело одновременно расслабилось.

Поцелуй углубился, и он превратился бы в безумие – Лукьян трахнул бы ее на полу среди трупов, – если бы не пришел в себя.

Она ранена.

Потенциально серьезно.

Но ленивый и слегка раздраженный взгляд Элизабет придал ему больше уверенности в том, что ее травма не была критической.

— Почему ты остановился? — крикнула она, потом вздрогнула и рефлекторно поднесла руку к уху.

Он тут же понял.

Выстрелы произвели громкий взрыв, который сотряс ее барабанную перепонку. На близком расстоянии выстрел мог произвести по меньшей мере сотню децибел звука прямо по воздушному каналу. Человеческий шепот был всего двадцать пять децибел.

Он схватил ее лицо большим и указательным пальцами, заставляя посмотреть на него.

— Ты меня слышишь? — спросил он громко, но не настолько, чтобы повредить слуховой проход. Он потянулся к менее поврежденному уху. — С тобой все будет в порядке. Это временно.

Он надеялся, что это не навсегда. У нее и так достаточно постоянных травм. Другой не будет.

Она нахмурилась от боли и смущения.

Это его беспокоило.

Больше, чем он хотел признать.

Но она дышала.

Ее сердце бешено колотилось.

Она все еще стояла на ногах.

Она справится.

***

Элизабет

— Ну, — воскликнул красивый и чрезвычайно аккуратный доктор, откидываясь назад от моего пульсирующего уха. — Я не могу с уверенностью сказать, что нет необратимых повреждений.

Он снял перчатки, сунул их в карман, посмотрел на Лукьяна, потом на меня. Он снял очки и протер их о подол рубашки. Что-то шевельнулось в уголке моего сознания. Он знаком мне. Я его откуда-то знала.

Он был добрым, вежливым.

Но он даже не взглянул на забрызганную кровью комнату и трупы, жутко разбросанные по периметру. Он направился прямиком ко мне и немедленно приступил к осмотру. Я только начала слышать сквозь глухой звон в ушах, когда он появился.

Лукьян что-то говорил, но я притворилась, что не слышу.

Трусиха.

Потом пришел доктор. Доктор, которого он вызвал. Для меня. Потому что он волновался. Хотя это было слишком жесткое слово. Его руки покинули мое тело только для того, чтобы доктор осмотрел мое тело. Его челюсть была гранитной, когда он смотрел на меня, скрестив руки и постукивая пальцами по предплечью. Казалось, его не волновало, что такая поза демонстрирует слабость.

Казалось, ему нет дела ни до чего в этой комнате, кроме меня.

Я сделала вид, что не заметила этого.

— Уши – штука деликатная, — сказал доктор. — Выстрелы – нет. Ты скорее всего будешь слышать звон в обоих ушах в течение нескольких дней, в правом ухе в течение нескольких недель. А может и дольше. Я вернусь, чтобы проверить тебя, — он взглянул на Лукьяна. — Если, конечно, мне позволят.

В его тоне была легкость, поддразнивание, которое застало меня врасплох. Я все еще пыталась понять, откуда я его знаю. Это невозможно. Но все же я не могла избавиться от этого чувства.

Лукьян даже не дернулся.

— Ты сделаешь все возможное, чтобы убедиться, что это не навсегда, — потребовал он.

Мой худощавый добрый доктор в очках улыбнулся моему наемному убийце.

— Ты можешь приставить пистолет к моей голове и будешь знать, что даже тогда я сделал все, что мог. Ее тело само излечится. И я не сомневаюсь в этом. Чудеса случаются, — он многозначительно посмотрел на Лукьяна. — И не трать их впустую, Оливер.

Что-то висело между ними, что-то ключевое, что-то, частью чего я была.

Добрые глаза доктора снова остановились на мне.

— Я правда счастлив видеть, что ты здорова, — он помолчал. — Если не считать глухоты, вызванной выстрелом. Ты действительно замечательная женщина.

Затем он хлопнул Лукьяна по спине, забрал свою маленькую кожаную сумку и ушел, грациозно пробираясь между телами.

Я перевела взгляд с его исчезающей спины на Лукьяна.

— Он твой друг? — удивленно спросила я, боясь, что все еще кричу.

Мой голос звучал так, словно он был под водой.

Маленькие таблетки, которые дал мне доктор, и которые Лукьян почти насильно втиснул мне в горло, притупили острую боль в голове до легкой пульсации.

— У меня нет друзей, — возразил он, блуждая глазами по моему лицу и останавливаясь на синяке.