Он резко остановил машину возле больницы скорой медицинской помощи. Было уже начало одиннадцатого. Те два часа, что он ехал сюда, показались ему вечностью. Он нажал кнопку вызова в приемном отделении.
Сторож, дежуривший на посту, наотрез отказался пустить его внутрь, несмотря на горячие уговоры и обещания. Николай, выругавшись, вернулся в машину и набрал номер отделения, где работала Анна. Это было последнее ее дежурство перед декретом. От работы в приемной и перевязочной ее освободили, поэтому она сидела в ординаторской, разбирала и заполняла бумаги, выписывала направления из журнала.
— Аня, там тебя к телефону, — мягким голосом сказала Вера Петровна.
— Мама? — спросила Анна, осторожно вставая из-за стола.
— Да нет. Какой-то мужчина.
— Он не назвал себя? — ее голос дрогнул.
— Нет.
— Вера Петровна, пожалуйста, вы не могли бы узнать, кто это?
Анна подошла к стационарному телефону.
— Конечно, могу. Алло? Кто ее спрашивает? Как? Николай Ротов? Хорошо.
Вера Петровна прикрыла рукой трубку.
— Какой-то Ротов Николай. Тебе плохо, девочка?
— Нет, нет, — еле слышно вымолвила Анна. Краска отлила от ее лица. — Передайте ему, пожалуйста, что я не буду с ним разговаривать, и чтобы он больше не звонил.
Анна развернулась и пошла нетвердой походкой назад.
— Да, она так сказала, — услышала она голос Веры Петровны. — Не за что.
Вера Петровна положила трубку.
Кровь стучала в висках. Теперь Анна жалела, что не узнала того, что хотел сказать ей Ротов.
Николай отключил сотовый и с болью смотрел в окно. Снег почти перестал, и лишь в свете фонарей был виден танец колючих снежинок.
Ко входу приемного отделения подъехала машина скорой помощи. В стеклянных дверях появился неприветливый сторож, впустив приехавших. Двери за ними тут же закрылись. Но «скорая» осталась стоять.
За рулем сидел Иван Шакуров.
Глава 24
Несолаев снял перчатки, маску и вытер лицо, прогоняя усталость. Дежурство в приемной было не из приятных. Он собирался выйти, как двери распахнулись, и Иван вкатил каталку, на которой лежал мужчина с закрытыми глазами накрытый до подбородка простыней.
— Погоди немного.
— Я бы рад, да тут все серьезно… — как-то странно сказал Иван, и как-то быстро ретировался.
— Ничего не понимаю, — пробормотал Несолаев и заметил, что мужчина на каталке открыл глаза. — Сейчас, погоди малость, где-то твоя история припозднилась.
Однако к его удивлению мужчина резво сел на каталке, свесив ноги. Он был одет и обут.
— Что все это значит?! — строго спросил Роман Игоревич. И, кажется, он узнал «пациента».
— Это был единственный способ попасть к вам в отделение, — невозмутимо сказал Ротов.
— Здесь больница и не положено находиться посторонним. Тем более в одежде.
— Вы ведь все равно кварцуете. — Николай смотрел на Несолаева.
— Хорошо. Зачем ты сюда хотел попасть? У тебя пара минут, чтобы дать вразумительный ответ.
— Мне нужно поговорить с Аней. Мерк Анной Викторовной.
— Я в курсе, как ее зовут.
— Пожалуйста, выслушай меня, или я просто не уложусь в твои «пару минут», — сказал Ротов.
— Хорошо, я слушаю.
— Я звонил, но она отказалась со мной разговаривать. Ее сестра сказала, что она выходит замуж, и я… мне нужно очень многое ей сказать. Завтра уже может быть поздно. Я — отец ребенка, которого она носит.
Несолаев несколько секунд переваривал услышанное.
— Во-первых, Анна ни за кого замуж не выходит, потому что, не знаю правда за что, до сих пор любит тебя. А во-вторых, не слишком ли поздно ты понял, что это твой ребенок?
— Не поверишь, но до сегодняшнего дня, я был уверен, что это ребенок твой.
— Ты рехнулся?
— Наверное. Вот поэтому я должен поговорить с Аней. Я люблю ее. Ты не мог бы сделать так, чтобы она пришла сюда… Только не говори, что это я, понимаешь?
— Понимаю. Ладно, что-нибудь придумаю. А ты лучше снова приляг. Только сразу не пугай ее.
— Да что я, дурак что ли?!
— Ну, до сегодня точно им был.
Несолаев вышел из приемной, закрыл двери, и направился в ординаторскую.
— Анечка, не службу а в дружбу выручи.
— Что такое, Роман Игоревич?
— В приемнике лежит больной, присмотри за ним пару минут, чтобы не свалился. Я выйду на воздух. Всего пару минут.
— Конечно, Роман Игоревич.
— Ты только не уходи, и не давай ему вставать.
— Не волнуйтесь.
— Нет, это ты лучше не волнуйся. И вот еще что, — Несолаев замялся. — Всякое бывает, поэтому не нужно судить слишком строго. Каждый может ошибиться, но потом раскаивается. Поэтому не сердись, умей прощать.
— А я и не сержусь на вас…. — Анна недоуменно смотрела на Несолаева.
— Ладно, иди.
Анна вошла в приемную.
— Добрый вечер. Доктор сейчас придет, и все будет хорошо, — мягко сказала она.
У Николая защемило сердце от звука любимого голоса, но он продолжал неподвижно лежать с закрытыми глазами.
Анна подошла к каталке и взглянула на больного.
— О, господи, Николай! — воскликнула она. — Я не думала, что все настолько серьезно, когда ты звонил! Откуда ты опять упал?
Она с болью смотрела на любимое лицо, которое видела во сне каждую ночь.
Николай открыл глаза.
— Аня, мне нужно поговорить с тобой, — у него во рту пересохло, и голос звучал хрипло и еле слышно.