Райский уголок

Джейн дотронулась до его плеч, ощущая притягательную силу его рук, мускулистой груди, напряженных мышц живота, еще более напряженных мышц бедер и, издав чисто женский крик восторга — Джейк обнаружил, что ему очень понравился этот звук, — положила руку на его джинсы, туда, где его мужское естество стремилось ей навстречу.

Джейн прикоснулась к нему — нежной и мягкой кожей к нежной и мягкой коже. Тонкие пальцы внимательно исследовали его.

Она пробормотала низким хриплым контральто, странно непохожим на ее обычный голос:

— Мне нравится, какой ты на ощупь.

Он просунул руку под ее ночную рубашку, прошелся вверх по длинной прелестной ноге и нашел шелковое гнездо. Затем он погрузил свои пальцы во влажные волосы.

Ее спина изогнулась, груди напряглись, а бедра поднялись еще выше. Именно в этот момент он стал погружаться все глубже и глубже, а затем за одним пальцем последовал и другой.

На лбу Джейка и над его верхней губой появились маленькие бусинки пота.

Значительно позже Джейк обнаружил, что может говорить.

— Мне нравится, какая ты на ощупь внутри и снаружи, — с трудом выговорил он.

— А мне нравится чувствовать тебя, твои руки на мне, внутри меня, — призналась ему Джейн шепотом. — Давай продолжим, Джейк.

— Хорошо, — пообещал он. Бог свидетель, всем своим существом стремился он именно к этому. — Но сейчас я не могу войти в тебя так, как мне того хотелось бы, дорогая. Я пока не готов к этому.

Джейн испытывала сильнейшее искушение сказать, что это ничего не значило. И мысль ее мгновенно передалась ему.

Но это все же имело значение.

Они были слишком зрелыми, чтобы отдаться на волю случая, любого случая, какого бы то ни было случая.

— Тогда что же нам делать?

— Мы можем целовать и ласкать друг друга и окунемся в огромное удовольствие и наслаждение.

Джейк целовал и ласкал ее. Своими руками, пальцами, ртом он доводил ее до вершин экстаза, заставляя Джейн стонать, в мольбе выкрикивать его имя, умолять о пощаде, о продолжении.

В свою очередь, Джейн своими прикосновениями и поцелуями не раз принесла ему облегчение.

Они были счастливы, измождены, насыщены. Никогда не знали они ночи, подобной той, что провели вместе в гамаке под тропическими небесами, в гуще тропических деревьев.

Бледно-розовый рассвет пробирался на Карибское небо, когда Джейк обнял Джейн в последний раз, положил ее голову под свой подбородок и заснул так безмятежно, как никогда прежде.

В силу давней привычки да еще из-за случавшегося порой приступа бессонницы Рэйчел всегда просыпалась первой, первой вставала, первой покидала свою постель из числа всех обитателей имения Мейфэр. Она обычно уже успевала умыться, одеться, причесаться и возилась с чайником на кухне к тому моменту, когда еще только первый искристый лучик рассвета едва показывался на карибском небе.

Это утро не было исключением.

Рэйчел заполнила свой любимый медный чайник водой из-под крана, поставила его на плиту, зажгла спичку и протянула ее к конфорке. Она могла делать это не глядя, ибо один и тот же ритуал неизменно совершала вот уже много лет.

Затем по утренней привычке Рэйчел направилась к кухонным окнам и окинула взглядом покрытую густой яркой зеленью лужайку, белый песчаный пляж, раскинувшийся далеко внизу, и голубые, как небо, воды Карибского моря.

Ее взору открывался и вид на два сдаваемые в аренду коттеджа — «Самсона» и «Далилу», — а также небольшую рощицу между домиками-близнецами, в тени которой мерно покачивался старый гамак.

В это утро она заметила, что в гамаке кто-то был. Вне всяких сомнений, Джейк Холлистер. Уже не в первый раз он засыпал там или даже на самом берегу.

Она, конечно же, никогда не спрашивала его.

Она никогда и не помышляла о том, чтобы совать нос в чужие дела.

Но она подозревала, что Джейк иногда страдал от кошмаров и бессонницы, которая часто становилась их продолжением.

Вот что обычно было причиной ее бессонницы: ночные кошмары.

Теперь уже, конечно, не так часто. В конце концов прошло двадцать лет, и, конечно же, бог Авраам умел прощать.

Со временем боль утихла. Некоторые образы стерлись. Хотя и сейчас случалось, правда, не так часто, что Рэйчел просыпалась среди ночи. Сердце громко билось в ее груди, и она никак не могла отдышаться, не в силах избавиться от ужасающего чувства, будто ее отравили. Она была вся в липком поту, а перед глазами ее вновь и вновь возникало лицо ее дорогой сестры, прелестной Марии Магдалины, милой Марии Магдалины, невинной Марии Магдалины, лежащей на земле в ожидании смерти, с широко открытыми невидящими глазами, устремленными в ее глаза.

Прижав руки к груди, Рэйчел зажмурилась от этого мучительного воспоминания. Когда она открыла глаза снова — Боже милосердный, как долго они были закрыты? — солнце уже поднялось, а вместе с ним и Джейк Холлистер поднялся со своей импровизированной постели.

Он был не один.

В гамаке был кто-то еще.

Рэйчел наблюдала за тем, как Джейк наклонился и поднял кого-то на руки. Это была молодая женщина.

Это была Джейн Беннет.