Райский змей

– Вы были в Италии и знаете итальянские обычаи, так поцелуйте же прежде свои руки, а потом уже я буду здороваться с вами.

Те подчинились этому требованию, но все-таки перехитрили Балабана.

«Слуги епископа махнули руками мимо своих уст, после чего Балабан доверчиво с ними поздоровался и стал их угощать медом, но когда сам выпил и обтер рукою губы, то мгновенно почувствовал слабость и обомлел, а по телу его пошли желтые пятна. Его вынесли полумертвым, а слуги владыки Кирилла бежали».

Двукратный неуспех, вероятно, раздражил пылкого святителя, и он не желал новых опытов разделаться с Балабаном на тонкий итальянский манер, а взялся опять за свои прежние русские приемы, которые ему были лучше знакомы. Его преосвященство напал на монастырь с вооруженною толпою, «отбили двери церковные и, забравшись в церковь, пограбили все, что нашли: деньги, серебро, золото, иконы с ризами, свечи, облачение и проч.». Затем разграбили дом архимандричий, пасеку и житницы, где достали множество предметов, между коими есть интересные для определения характеристики монастырского быта того благочестивого «древлего века». В запасах взятой штурмом обители взято «солонины полтес сорок, сала тридцать, журавлей выкормленных восемь» и т. п.

Монастырь, из-за которого преосвященный Кирилл тягался и, наконец, открытым боем бился с архимандритом Балабаном, был хорошо приспособлен для удобной жизни, так как тут до Балабана настоятельствовал архимандрит Никодим Шибинский, прославившийся убийством и тем, что он, «разогнав братию, держал в монастыре наложниц и с ними имел мерзкую справу Богу» (?!). Монастырь был так богат, что «грабеж его людьми преосвященного Кирилла продолжался целых пять дней».

Балабан в это время сидел в засаде в церкви, а святительские люди стерегли архимандрита и «для развлечения стреляли в купол».

Разграбив св. обитель, преосвященный нажаловался еще на архимандрита Балабана королю, и архимандрит был объявлен лишенным покровительства законов, а потом осужден на изгнание из отечества.

Кроме того, преосвященный был обвиняем в мошенничестве некоего Шимковича, солгав, будто тот утаил денежный бланк, а потом перепродал его врагу Шимковича. Потом владыка Кирилл обвинялся еще «в убийстве и утоплении священника Стефана Добринского», который «пользовался большим уважением в народе». Чтобы скрыть следы этого злодейства, вместе с отцом Стефаном был за компанию утоплен кузнец, с которым священник шел ночью вдвоем домой. Кто из слуг святителя утопил священника с кузнецом, не объясняется, но видно, что о погибели отца Стефана доложили владыке, когда он сидел за обедом, и тогда святитель, услыхав, что «поп сгинул», «рекл»:

«Это молитвы наши его побили».

Однако люди не поверили таковой силе святительских молитв, и дело дошло до суда, но опять совершенно напрасно: адвокат архиерея заявил, что «преосвященный не намерен оправдываться перед светским судом, ибо он, как особа духовная, считает себя подсудным единственно суду духовному». Дальнейший ход этого любопытного процесса не вполне известен. Ясно, впрочем, что он тоже не имел отяготительных последствий для преосвященного Кирилла, потому что владыка не только уцелел на своей архиерейской кафедре, но вскоре опять был обвиняем в новом убийстве, которого уже и сам не решался приписывать одной силе своих святительских молитв.

Жертвою нового убийства был какой-то маляр Филипп – человек «многоденежный», и убит он с целью присвоения себе его «румяных золотых». В этом убийстве преосвященный Кирилл был уличаем перед лицом князя Константина Острожского, и случай этот вызвал против него огнеустые слова с дальнего Афона. Оттуда инок Иван Вишенский обличал луцкого архиерея, что он, кроме упомянутых убийств, «много других живых мертво к Богу переслал, – одних секаною, других водопленною, третьих – огнепаленною смертию». Сколь все это ни страшно, но преосвященного Кирилла это не исправляло и служебной его карьере нимало не препятствовало: приумножая свои грехи и соблазны, оскорблявшие церковь, он продолжал быть строителем тайн Божиих и верным слугою короля, одними и теми же руками преподавая благодать даров Духа Святого и посылая отравленные пакеты.

Не щадил преосвященный Кирилл и своих родных людей, – если они имели несчастие навлечь его гнев: так, например, двоюродный брат его, Иван Терлецкий, жаловался суду, что владыка «поносил его, старого человека, бранными словами, собственною рукою вырвал ему бороду, сбил с ног и бил бесчеловечно ногами в грудь, с которого ударения зараз кишки по зашкурою надол пошли и теперь меж удом на нози висят, с чего и хромота сталася».

Изуродованного святителем брата его свидетельствовали и «видели у него бороду вырванную, рану в пахе левой ноги, с которое кишки надол пошли».

Дело это совсем не дошло до суда, а владыка Кирилл «выпросил у короля специальную грамоту, которою повелесалось вымазать в судебных книгах жалобу Ивана Терлецкого, чтобы о ней на будущее время не оставалось никакого помину».