Райское Местечко

…Я очень спешил, но двигался мучительно медленно, как в воде, по бесконечным коридорам орбитальной станции «Альбина-3» в поисках того единственного человека, чей коммуникатор еще передавал сигнал «ЖИВ». Он должен был быть где-то здесь, во внутренних блоках станции, но вокруг я видел только необратимо, бесповоротно мертвых людей, вернее, то, что было когда-то людьми, к что трудно было теперь узнать под пузырящимися наростами, выпирающими из форменной одежды. На мне был скафандр высшей защиты, потому что только он мог выдержать в потоке горячей плазмы время, необходимое для надежной стерилизации. На переднем щитке скафандра пламенел орден «Пурпурной Звезды», который я потом, гораздо позже, получил за свои действия на «Альбине-3». Но это меня почему-то не удивляло, я только беспокоился, что орден не выдержит стерилизации и сгорит в потоке плазмы. Я шел через лаборатории, заглядывал в жилые помещения и видел только изуродованные трупы. Наконец я добрался до блока консервации, где обрабатывали и хранили в криокамерах биологические образцы, прошел через тамбуры с герметичными дверями и увидел в одном из морозильников белое лицо Стефана. Дверца соседнего морозильника была распахнута, и, заглянув туда, я обнаружил свой санитарный блок на «Джо», где в альфьюритовом бассейне плавала Барракуда, которая спросила голосом Мелиссы: «Так тебе нравится, как я танцую свои картины?» На площади унылого пыльного городка Надя крутила бесконечные фуэте, а на ее правой руке была надета железная шипастая перчатка. Мама подошла ко мне и сказала: «Саша, у женщин такая обманчивая внешность!» И тут наконец пламя охватило меня и морозильник со Стефаном внутри, и я сквозь скафандр почувствовал жар бушующей плазмы…

Я проснулся в холодном поту, судорожно дыша. Я лежал на кровати в коттедже, на острове Мелиссы, на планете Земля. Была еще глубокая ночь. Я включил ночник, встал, зашел в туалет, потом на кухню и достал из холодильника бутылку минеральной воды, открыл ее и стал пить прямо из горлышка. Этой же ледяной водой я умыл лицо. Бутылку с остатками воды я взял с собой в спальню и поставил на полку у кровати, лег, погасил ночник.

Я закрыл глаза, но сон никак не шел. Я хотел бы забыть «Альбину-3», но не мог.

Это был мой второй полет в качестве капитана «Джо». Полет к Альбине не был плановым рейсом, туда регулярно ходит «Виктор Синицын». «Джо» направлялся на Фризу, просто по дороге мы должны были сделать небольшой крюк и закинуть тонн двадцать оборудования на орбитальную станцию «Альбина-3». Уже в системе Альбины, за подлетный час к станции, с «Альбиной-3» внезапно прервалась связь, а через восемнадцать минут после этого по всем коммуникационным каналам завыл сигнал высшей опасности «ВО».

Станция была на орбите, внешне выглядела совершенно нормально, но попытки установить хоть какую-то связь закончились ничем. Вдруг на одной из частот, предназначенных для связи внутри станции, удалось обнаружить слабый, пробивающийся из внутренних помещений, единственный сигнал «ЖИВ», подаваемый чьим-то личным коммуникатором. Сканирование станции не обнаружило никаких технических неполадок. Видимо, беда случилась с людьми.

По «Инструкции…» положено было отправить на станцию разведгруппу, но это была Альбина, и беда с людьми могла быть только одна: очередной супервирус. К сожалению, даже Космофлоту не чужды бюрократические проволочки, и «Инструкция…» еще не успела учесть все аспекты работы на Альбине.

Если бы не сигнал «ЖИВ», я просто сразу же в нарушение любых инструкций отправил бы станцию со всем ее содержимым к местному солнцу, и не успокоился бы, пока не убедился, что она сгорела в звездной топке. Если бы на «Джо» был селфер, на поиск живого человека отправился бы он. Но ни одного селфера на борту моего корабля в том полете не было.

На самой Альбине постоянно работали два селфера. Я немедленно, как только осознал ситуацию, связался с ними. Но они в это время сопровождали экспедиции непосредственно на поверхности планеты и оставить там без страховки десятки людей не имели права. Чтобы вернуть экспедиции в центральный лагерь, в приемлемый уровень безопасности, требовались часы, которых у последнего живого на «Альбине-3» скорее всего не было.

Я не мог ни уничтожить станцию с живым человеком, ни выполнить «Инструкцию…», рискуя жизнью членов моего экипажа, отправляя разведгруппу почти на верную мучительную смерть. А сигнал «ЖИВ» не умолкал.

Я мог рискнуть только своей жизнью.

Главная проблема была в возвращении на корабль. Учитывая невероятную живучесть и приспособляемость супервирусов Альбины, что лишний раз подтвердила гибель персонала станции, было ясно, что при возвращении на корабль мне и выжившему человеку со станции, если получится его спасти, ограничиться стандартными процедурами стерилизации невозможно. Мы полагали, что человек на станции выжил только потому, что в момент, когда вирус вырвался на свободу, он был по какой-то причине облачен в скафандр высшей защиты. Никакого другого варианта возможности уцелеть на зараженной станции мы вообразить не сумели.