Грут и Ракета добираются до края нависающей над ядром данных платформы. Клетка уже почти достигла ядра.
– Вам нас не остановить! Вы не посмеете! – кричит Зорб Зорбукс, преграждая им путь с пистолетом наготове.
– Хочешь поспорить? – рычит Ракета и, не медля, стреляет.
От прямого попадания из усмирителя Зорб Зорбукс перелетает через перила и падает в колодец с ядром данных. Его тело гулко ударяется о клетку, от чего та весьма угрожающе раскачивается, и исчезает в розовой бездне.
– Уровень прогресса упал на один процент! – восклицает из укрытия Грантгрилл.
– Драный з’нокс был не только уродливым, но и тупым, – говорит Ракета Груту. – Эй, каликлакиец!
Грут выдергивает Грантгрилла из укрытия и опускает на платформу.
– Какой счет, приятель?
– Гмм… *
– Поднимай его!
Грантгрилл разводит руками. Оказывается, от шального выстрела рычаг управления лебедкой закоротило.
– Вот дрань! – ругается Ракета. – Грут, дружище, тащи его!
Грут хватает цепь, на которой висит клетка, и тянет изо всех имеющихся в его древесном теле сил.
Клетка медленно поднимается.
С истошным фанатичным воплем на Грута бросается Алландра Мерамати и вонзает ему в грудь силовой кинжал. Грут кричит от боли. Кинжал сияет смертоносной энергией. Алландра Мерамати сжимает рукоять и начинает пилить.
– Вам не предотвратить неизбежное! – кричит она. – Верую!
– А я верую, что ты чего-то перепила, миледи, – отвечает Ракета, изрешечивая ее из обоих пистолетов.
Но бедный Грут тяжело ранен. Кинжал по-прежнему торчит у него из груди. Грут наклоняется, выпускает цепь и падает в колодец. Лишенная поддержки, клетка вновь угрожающе раскачивается.
Грут исчезает в неизвестности.
Спасти его я не в силах. Мне и самому уже не спастись. Я начинаю светиться розовым, мой разум разрывает на части.
Это конец. Для кого-то это начало новой эпохи, но для меня – конец.
Глава сорок четвертая. Наблюдатель
Здесь царит мир и покой. Абсолютный покой.
Я плыву в пустоте. Сверху доносится стрельба и крики. Я слышу, как Ракета отчаянно зовет Грута. Слышу, как Скиталец и кардинал Нафорт бьются, словно яростные демоны. Слышу, как в хранилище ядра телепортируется обвинитель Шарнор и вступает в бой. Слышу, как Гамора ликующе рубит черных рыцарей. Слышу треск темной материи Эбен и хлопки гравиметрической энергии Яэра, когда те врываются в хранилище и пытаются взять ситуацию под контроль – безуспешно. Слышу, как идут на штурм пехотинцы бадунского Воинского Братства, сметая все на своем пути.
Я слышу, как Арнок Грантгрилл вопит: «Девяносто девять! Девяносто девять *
Девяносто девять процентов. Почти максимум. Звуки стихают. Замирают.
Я чувствую, как мой разум растворяется.
Я чувствую себя пустым, но в то же время полным.
В мягкой, розовой пустоте я один. Я чувствую, вижу и знаю абсолютно все. Это ни с чем не сравнимое чувство, дорогой читатель, – такое, которое можно испытать лишь раз. Мои познания, мои умения превращают меня в божество.
Я чувствую…
Я чувствую, что могу управлять абсолютно всем, как… как Феррис Бьюллер в том фильме…
Гм-м… как же он назывался? Там точно было слово «выходной»[12] и какой-то глагол. Это я опять делаю отсылку к твоей культурной… твоей…
О чем я, мой милый читатель?
Я слабею.
Я…
Что?
Мой славный читатель, ты что-то сказал?
Жу-жу, на корабль посажу… лю-лю, я тебя люблю…
Что я говорю?
Постой…
В пустоте я не один. Рядом парит огромная, укутанная в балахон фигура с непропорционально гигантской лысой головой.
– Кто ты? – спрашиваю я.
– Наблюдатель, – отвечает фигура. – Мое имя – Уату. Представитель старейшей расы. Я собираю и храню все вселенское знание.
– Значит, мы в чем-то похожи, – киваю я.
– Нет, вовсе нет. Я собираю абсолютное знание Вселенной.
– Я тоже.
– Верно, но совершенно в других масштабах.
– Как скажешь.
Молчание. Вокруг нас мерцает Мультивселенная.
– Гм-м, так значит, ты меня слышишь? – спрашивает Наблюдатель.
– Да.
– И видишь?
– Конечно.
– Хорошо, – кивает Наблюдатель. – Этого я не ожидал.
– Что тут сказать, – говорю я. – Я стал единым со Вселенной и теперь вижу все.
– Да, этого следовало ожидать.
– Зачем ты здесь? – спрашиваю я.
– Регистратор сто двадцать семь, этот момент чрезвычайно, всеобъемлюще важен. В эту секунду меняется сама природа Вселенной шестьсот шестнадцать.
– И ты, уважаемый господин Уату, против этого не возражаешь?
– Я лишь Наблюдатель, – напоминает он.
– Но ты ведь можешь что-то изменить, – говорю я. – Это в твоей власти.
– Верно.
– Но не станешь?
– Меня по-прежнему смущает, что ты можешь меня видеть, – признается Наблюдатель.
– Что же мне делать? – спрашиваю я.
– В каком смысле?
– Мне тяжело. Мои хранилища данных плавятся и взрываются. Я неспособен быть проводником космических энергий. В кузницах материи Ригеля меня сделали на совесть, но не для такого.
– Тогда передай свою силу тому, кто справится, – говорит Уату и исчезает.