Ракета

Луна промелькнула, как во сне. Со всех сторон летели метеориты, похожие на фейерверк. Время шло в блеске горящих газов, дети обезумели. Когда отец освободил их из гамаков, они прильнули к окнам.

— Вот Земля... а это Марс!

Ракета рассыпала огненно-розовые лепестки. На циферблатах колебались стрелки. Глаза у детей начали слипаться, и они уснули в гамаках, как бабочки в коконах.

— Хорошо, — пробормотал Бодони. Теперь не спал он один.

Он вышел на цыпочках из кабины управления и на мгновение тревожно остановился перед выходной дверью. Потом нажал кнопку. Двери открылись. Он вышел...

В пространство? В чернильные полосы метеоритов? В неоглядные просторы и в бесконечность расстояний?

Бодони усмехнулся. Вокруг содрогающейся ракеты простирался двор мастерской, груды металлолома, сараи с оборудованием.

Он увидел решетку забора, калитку с заржавевшей щеколдой, маленький тихий домик, свет в кухне, речку, струящуюся всегда к одному и тому же морю. А посредине — тихо рокочущую ракету, внутри которой спали в гамаках дети.

В окно кухни смотрела Мария.

Он усмехнулся и помахал ей рукой.

Он не видел, ответила ли она ему. Но, наверное, ответила. Короткой улыбкой и смущенным жестом.

Солнце всходило.

Бодони быстро вернулся в ракету. Тишина. Дети спали. Он опустился в гамак и закрыл глаза. В душе он произнес короткую молитву. Пусть ничто не нарушит иллюзии шести дней. Пусть летит и расширяется вокруг пространство, пусть плывет под ракетой Марс. Красный Марс и его спутники. Пусть не оборвутся цветные фильмы, пусть не дрогнет трехмерная перспектива, пусть не испортятся зеркала и экраны, творящие великую мечту. Пусть время идет счастливо.

Он проснулся.

Близ ракеты виднелся огромный Марс.

— Отец! — Дети так и рвались в гамаках, требуя, чтобы он их выпустил.

Марс был красный, все шло хорошо, и Бодони был счастлив.

Вечером седьмого дня ракета перестала вибрировать.

— Приехали, — сказал Фьорелло Бодони,

Они выскочили из ракеты, перебежали двор. Глаза у них блестели, и сердца бились быстрее обычного.

— Я сделала вам яичницу с салом, — сказала Мария, стоя в дверях кухни.

— Мама, мамочка! Почему ты на поехала с нами? Ты бы увидела и Марс, и метеориты, и все, все!

— Да, — ответила она.

Перед сном дети собрались вокруг отца. — Мы хотим поблагодарить тебя, отец.

— Не за что, дети.

— Мы никогда не забудем, отец. Будем помнить всегда.

Поздно ночью Бодони открыл глаза, чувствуя, что жена смотрит на него. Она долго лежала, не двигаясь, потом вдруг поцеловала его в лоб и в щеки.

— Ты самый лучший отец в мире, — шепнула она. Потом закрыла глаза и взяла мужа за руку.

— Перелет был очень красивый? — спросила она.

— Да.

— Может быть, — сказала она, — может быть, ты когда-нибудь сумеешь полететь со мной хоть недалеко?

— Может быть... ненадолго, — ответил он.

— Спасибо, — отозвалась она. — Доброй ночи.

— Доброй ночи, — ответил Фьорелло Бодони.