Если я готов убить весь десяток, убив девять невинных, чтобы наверняка устранить одного шпиона, то почему я должен терпеть разрушающее воздействие цыган и евреев? Демонстрация двух процентов ассимилировавшихся меня не убеждает. Евреев мы не убиваем, но даём ряд запретов на виды деятельности. А дальше будут получать права по рейтингу, то есть по полезным для всей страны и всего народа делам. Русского народа, а не еврейского. Евреев снимали со всех начальских должностей, убирали со всех гуманитарных направлений. Им нельзя было преподавать. Преподаватель формирует нового человека. Одно умело вставленное слово, даже на уроке математики, про историю и речи нет, может зародить в молодом неопытном уме разрушительные принципы мышления и жизненные ценности. Классика 2000-х: «Если ты такой умный, почему такой бедный?» — сколько дурачков купилось на эту фальшивку! Обоснование социальным паразитизмом: евреи сохраняют остатки родового строя. «Лучше продвинуть плохого своего, чем хорошего гоя», — и много других принципов катехизиса советского еврея служат тому подтверждением. Нас при этом рассматривают как паразит хозяина: «Где бы ни работать, лишь бы не работать». Нормально ассимилироваться не хотят. Точнее, на это способны пару процентов из их числа. Остальные живут по принципам приспособленчества, корысти. По факту: имеем человеческую базу для подпитки полутайной полукриминальной организации. Действующей всегда деструктивно для организма-хозяина, то есть страны. В данном случае — нашей. А у нас, русских, уже нет даже остатков общинно-родовых отношений. Что приводит к проигрышу в интригах. Без всякой объективности не мог им простить и 85 %-й состав первого революционного правительства в 1917-м году. Поэтому обвинял в возможном сотрудничестве с мировой еврее-банкирской масонской организацией. Половина диссидентов, если не больше — евреи. Мне не нужно повторения 1917-го. Половина олигархов — евреи. Причём не потому, что самые умные. Причина в другом: через них нас разрушали правители мира и владельцы печатающей доллары машинки.
Никто их не убивал. Технарей вообще не трогали, но тщательно проверяли на профпригодность и их дела. Выбор был таким: либо сразу в шахты и совхозы, либо работа на рабочей должности и вечернее обучение на любую техническую специальность. Это касалось полностью и полукровок. Выселение в совхозы, при таком выборе, применялось ко всей семье, если брак был смешаным. Впрочем, такой выбор евреи почему-то делали крайне редко. Кто не способен уже был учиться — оставался в городе рабочим, но в село ехать не хотел. Запреты для евреев были такие: любой руководитель, любая гуманитарка (искусствовед, художник, писатель, историк, учитель русского языка, музыкант и т. п.). Если объяснить с другой стороны: им разрешалось работать руками или головой, но так, чтобы это было видно. Языком — нельзя.
Цыгане все просто куда-то исчезли. Не за один день, город за городом, село за селом, но к концу 1992-го года их не стало. Злые языки западных СМИ приписывали это тренировкам моего «Управления Л». («Л» там означает ликвидацию.) Нагло врут, я лично считаю, что просто этот кочевой народ перекочевал в другие места.
=== Кириллович на стройке. Сентябрь 92-го.
В Коммунарском районе, на самой окраине города стали строить новый район. Сухолаптева это заинтересовало. Разведка донесла, что дома строят необычные, по другим технологиям. Раз он староста района — должен всё знать, что происходит на его земле. Вот и решил посмотреть лично. Действительно, чудно. Стройплощадка огорожена, на воротах его встретил охранник, проверил удостоверение, пропустил. Тут же к Кирилловичу подскочил невысокий пухленький мужичок с горящими глазами. Видимо, он сам ещё не привык к своим чудесам, потому что когда узнал, что районного старосту привело сюда любопытство, буквально таскал за собой бедного Сухолаптева и в каждую дырку тыкал пальцем и рассказывал, рассказывал, рассказывал. У Фёдора Кирилловича было ощущение присутствия в музее. А мастер выступал в роли гида, рассказывающего о достопримечательностях. Впрочем, нужно отдать должное, и рассказывал гид интересно, и посмотреть было на что.