Ракетное утро России (СИ)

Новые друзья, разделённые возрастом в двенадцать лет, после первой разведки отправлялись к центру каждое воскресенье. Демократия и свобода, заявленные с семнадцатого года, привели к изрядной свободе нравов. Количество мамзелей лёгкого поведения, фланирующих по Тверской, было удивительно велико даже по сравнению с весёлым кварталом Парижа. По наущению Серёжи Георгий разок воспользовался услугами платной любви и остался недоволен. Дорого и безыскусно.

Вдобавок мода 20-х годов требовала от русских женщин пышности форм. И проститутки, и аристократки тщательно раскармливали тело до рубенсовских пропорций, показывая окружающим: не голодаю я, и есть за что ухватиться. Как говаривал один случайный московский собутыльник Миша Зощенко, от подобных роскошных толстух во благо держаться подальше.

- Ежели баба в шляпке, господа, ежели чулочки на ней фильдекосовые, или мопсик у ней на руках, или зуб золотой, то такая аристократка мне и не баба вовсе, а гладкое место.

Любопытно, но в ночном кабаре «Не рыдай» на углу Каретного ряда и Успенского переулка лихо отплясывали канкан очень даже стройные танцовщицы, вызывая вожделение купчишек, заявившихся сюда в компании модных пышнотелых спутниц.

Однажды ракетчики прогулялись гораздо дальше и за Яузским бульваром обнаружили знаменитый Хитровский рынок. Здесь не было асфальта как на Тверской улице и булыжной мостовой, которой вымощено Бульварное кольцо. По сравнению с шикующими окрестностями Страстной площади тут царила нищета, не благородная, как у Диккенса, а пошлая, смердящая и вороватая.

- Не видел Парижу, но, сдаётся мне, рядом с Хитровкой и одесский Привоз – Париж, - заключил Серёжа, сплюнув сквозь зубы.

К огромной грязной площади как ручьи к болоту спускались несколько переулков, наполненных дымной смесью испарений от немытых тел и гниющих отбросов. В нём двигались толпы оборванцев, мелькали около туманных, как в бане, огоньков. Это торговки съестными припасами сидели рядами на огромных чугунах или корчагах с «тушенкой», жареной протухлой колбасой, кипящей в железных ящиках над жаровнями, с бульонкой… В самый разгар Великого поста, когда запрещены скоромные продукты! Православие уступило Хитровку языческой дикости.

- Знаешь, если бы я в Париже увидел фотографические карточки Хитровского рынка, вряд ли бы поехал. Москва базарная меньше всего походит на место, откуда откроются ворота к звёздам, - подхватив товарища, Георгий потащил его прочь от этого диковатого вертепа.

Очень точное описание окрестностей Яузского бульвара Георгий много позже обнаружил у Владимира Гиляровского и поразился – писатель увидел ровно те же болячки Москвы, но они не вызвали отвращения. Гиляровский умел любить город таким, каким он был, с роскошью центра, помпезностью Кремля, рыночной грязью и перекопами метрополитена. Чтобы понять Москву, надо здесь родиться и жить, не уезжая надолго.

* * *

Ежедневный доклад разведки начальнику германского генштаба содержал единственную строку с упоминанием стройки на Измайловском поле. Генерал фон Диц вызвал куратора Восточного реферата.

- Полковник, вы ручаетесь за свои слова? Там только строительные работы, никаких ракетных пусков?

- Да, мой генерал! – полковник, сравнительно молодой для столь высокой должности в разведке, начал торопливо перебирать листки в принесённой папке. – Русские шумят, но очевидных успехов не имеют. Прошу убедиться, одна агитация.

- О чём?

- Настаивают, что все ракетные изобретениями сделаны выходцами из земель нынешней Российской Республики – Семеновичем, Засядько, Циолковским, Погосяном. Обстрел Батума представляют выдающейся удачей. Объявляют Россию главной ракетной державой мира, коей суждено первой отправить в небо междупланетный реактивный экипаж.

Генерал, блеснув моноклем, подал знак положить документы ему на стол. Там были сплошь газетные вырезки и лишь одно донесение «источника», впрочем, ничего не добавившее к печатным статьям.

- Герр полковник, как вы определяете цель этой шумихи?

- Сбор пожертвований, мой генерал. Идёт по всей Европе. Идея полёта к Луне и далее чрезвычайно заманчива для неуравновешенных мечтателей.

Фон Диц подчеркнул карандашом на газетной вырезке – лунная ракета улетит на триста тысяч вёрст. Видит ли полковник главную опасность? На Земле эта ракета достигнет любого города Рейха. Конечно, один заряд не причинит особого вреда, но русские никогда не отличались чувством меры. Если изготовят сотни снарядов?

- Совершенно нетерпимо, герр полковник, что об их ракетных ухищрениях мы узнаём из газет. Озадачьтесь внедрением источника непосредственно в Измайлово. Или там кто-то уже есть?

- Уточню, мой генерал.

- Наш ракетный отдел был расформирован… Напомните!

- …Когда подтвердилось – с ракетами Погосяна будет конфуз как у русских в Батуме. Мы только рассмешим противника.

- Да! Следовательно – нужны новые изыскания. Я распоряжусь. Полковник, есть ли в германской истории личности, подобные Семеновичу и Засядько?

- Конечно, - с готовностью откликнулся разведчик. – Конрад Хаас, жил в первой половине шестнадцатого века.