Ракетный полет из Каменного Брода в Санкт-Петербург и обратно, или романтическое путешествие барона фон Мюнхгаузена на берега реки Лугань (СИ)

- Между мной и Бернардиной-Якобиной с компанией было заключено джентльменское соглашение о том, что ни я их, ни они меня беспокоить не станем... Я забрал Марту, поселился здесь, на окраине Ганновера и превратился в садовника Мюллера. Выращивал цветы, открыл вот этот магазинчик... Два года назад у нас с Мартой родился сын. Мы назвали его Андре - в честь деда.

Он вздохнул и грустно улыбнулся:

- И ты знаешь, меня полностью устраивала такая жизнь - размеренная, спокойная и серенькая...

- Не верю, - я затряс головой. - Вы же барон Мюнхгаузен, герой, путешественник!

- Ошибаешься, Томас. Я стал Мюллером, просто садовником Мюллером... Помнишь наш полет из Каменного Брода в Санкт-Петербург и обратно? Мои работы по созданию ракетной техники?

- Еще бы не помнить! - фыркнул я. - Как будто вчера все было!

- Так вот даже эти работы я прекратил, - с горечью произнес мой друг. - Собрал все чертежи и расчеты и отослал в поместье моего друга барона фон Брауна. С припиской использовать эти наработки не ранее, чем через сто лет. Пусть кто-нибудь из потомков барона все-таки откроет человечеству путь в космос!

Он немного помолчал, грустно вздохнул и продолжил:

- Я сделался типичным образчиком городского мещанина: работа, домашнее хозяйство, семья. Работа, дом, семья. Все по кругу, строго по расписанию, с нашей известной всему миру пунктуальностью... И так длилось три года... Но вчера...

Мюнхгаузен замолчал и опустил взгляд.

- Вчера? Что случилось вчера? - Мое сердце замерло.

- Вчера Марта взяла сына и ушла, - сухо сообщил барон. - Оставила записку, что выходила замуж за путешественника барона Мюнхгаузена, а не за садовника Мюллера, и не намерена больше жить этой мещанской жизнью, без всяких событий и приключений...

- И вы... - У меня перехватило дыхание.

- И я решил вернуться, Томас! - Барон вскинул голову, и в глазах его полыхнули веселые искры. - Нет больше Мюллера! Барон Мюнхгаузен воскрес! Воскрес раз и навсегда!

Я был рад настолько, что не сдержался и немедленно заключил моего старого друга в самые горячие объятия, на которые был способен.

10.3

Известие о "воскрешении" барона Мюнхгаузена взбудоражило город. Радость вылилась на улицу, кто-то даже организовал маскарад и праздничное шествие. В мэрию студентами городского лицея было подано прошение о немедленном переименовании города Ганновера в Мюнхгаузенштадт.

Впрочем, не все разделяли всенародное ликование. Бернардина-Якобина и прочие родственники и бывшие друзья барона подали в суд исковое заявление, в котором объявляли Карла Иеронима самозванцем - дескать, садовник Мюллер сошел с ума и вообразил, что он Мюнхгаузен.

Суд долго вникал в суть вопроса и, в конце концов, решил провести экспертизу. На центральной городской площади установили огромную пушку, ствол которой был направлен едва ли не в зенит: чтобы доказать свою подлинность барону Мюнхгаузену предлагалось совершить полет на пушечном ядре на Луну. На самом деле, в пушку был заложен сырой порох, и после выстрела мой друг под общий хохот присутствующих просто шлепнулся бы на землю.

Но барон почуял неладное, да и фрау Марта - она снова вернулась к Карлу Иерониму, как только он перестал быть садовником Мюллером, - подтвердила, что пушка не готова к настоящей стрельбе.

По настоянию моего друга порох немедленно заменили на сухой.

Карл Иероним окинул присутствующих грустным взглядом, горько улыбнулся краешком рта и сказал:

- Я понял, в чем ваша беда: вы слишком серьезны! Все глупости на Земле делаются именно с этим выражением лица. Улыбайтесь, господа, улыбайтесь!

Ответом было молчание. Давящая, тревожная тишина невидимым покрывалом накрыла город. Только ветер шелестел листвой среди ветвей деревьев в городском парке.

Мюнхгаузен вдруг улыбнулся своей обычной озорной улыбкой, в глазах заплясали бешенные огоньки веселья:

- Кстати, три года назад я хотел подарить вам лишний день - тридцать второе мая, но тогда мой подарок не был принят. Так пусть же сегодня, наконец, будет именно этот дополнительный день в году! Тридцать первое июня, господа! Будем считать, что я отправляюсь в путь тридцать первого июня тысяча восьмисотого года! Никто не против?

Мы все словно онемели.

- Я так и знал, - чуть прищурившись, произнес мой друг. - Наш народ всегда славился единодушным одобрением всего и вся!

Он помахал рукой, прощаясь, и по веревочной лестнице стал подниматься к жерлу орудия.

Площадь замерла. Все понимали, что сейчас по всем законам обычной физики должна свершиться трагедия!

Но веревочная лестница, по которой барон взбирался к пушечному стволу, вдруг самым невероятным образом стала вертикально и начала стремительно вытягиваться вверх. Мюнхгаузен же упорно продолжал карабкаться по ней, и вскорости скрылся среди белых пушистых облаков.

- Томас, - позвал меня бургомистр, - вы лучше нас всех знаете барона. Объясните, что, черт возьми, происходит?

- Ничего особенного, - я пожал плечами. - Карл Иероним фон Мюнхгаузен решил не доверяться вашей технике и отправился на Луну пешком - вот по этой самой лестнице!