Ракеты и люди

Позднее, когда мы уже вернулись с полигона и снова перенастраивались на проблемы межконтинентальной Р-7, Королев на узком сборе сказал «под большим секретом»: «Знаете, что мне передали? Мощность взрыва была 80 килотонн. Это в четыре раза больше Хиросимы».

Рязанский мрачно пошутил: «А вы не боитесь, что нас всех когда-нибудь будут судить как военных преступников?».

Через несколько лет для ракет Р-5М, уже принятых на вооружение и находившихся на дежурстве в Прибалтике и на Дальнем Востоке, начали поступать не атомные, а термоядерные заряды эквивалентной мощностью до одной мегатонны.

Вскоре после первого успешного пуска ракеты Р-5М с настоящим атомным зарядом Королев и Мишин были удостоены звания Героев Социалистического Труда. Еще двадцать сотрудников НИИ-88, в том числе и я, получили ордена Ленина. Трудовой энтузиазм всего нашего коллектива был подкреплен постановлением правительства о награждении НИИ-88 орденом Ленина.

На нашей улице был настоящий праздник в самый разгар работ по созданию первой межконтинентальной ракеты Р-7.

Золотые звезды Героев Социалистического Труда получили Глушко, Бармин, Рязанский, Пилюгин и Кузнецов. Ордена и медали щедро получили большое число участников работ почти во всех смежных организациях.

Во время работы над Р-5М и Р-7 Королев не единожды организовывал встречи с ведущими и «самыми-самыми» главными атомщиками. Мы шутили, что он приглашает «узкий круг своих ограниченных людей» на встречи со знаменитыми учеными. Во встречах, на которых мне довелось присутствовать в разное время, с нашей стороны обычно участвовали Мишин, Бушуев, Прудников, Садовый. Несколько раз приезжал Юлий Борисович Харитон, Кирилл Иванович Щелкин, Николай Леонидович Духов. Их всегда сопровождали «секретари» — офицеры госбезопасности, отвечающие головой за своего подопечного. Ни разу за время совместных работ мне не довелось встретиться с Сахаровым. Между тем, в своих воспоминаниях Сахаров пишет о том, что он был у нас и встречался с Королевым: «Вскоре после возвращения с полигона Малышев организовал для нас ряд „экскурсий“, в том числе поездку на завод, на котором изготовлялись баллистические ракеты. Мы считали, что у нас большие масштабы, но там увидели нечто, на порядок большее. Поразила огромная, видная невооруженным глазом, техническая культура, согласованная работа сотен людей высокой квалификации и их почти будничное, но очень деловое отношение к тем фантастическим вещам, с которыми они имели дело. Во время экскурсии, перемежавшейся демонстрацией фильмов, пояснения давал главный конструктор Сергей Павлович Королев, тогда я его увидел впервые».

23 октября 1953 года Королев и Глушко были избраны членами-корреспондентами Академии наук. Для Королева, пока известного очень узкому кругу ученого сообщества, это была победа, означавшая, что в него верят, на него делают ставку. В те годы быть выбранным в Академию наук вопреки воле ЦК было невозможно. Более того, если ЦК считал очень необходимым, чтобы кого-либо обязательно выбрали, то при соответствующей обработке академиков это удавалось.

На этом же общем собрании Академии в академики был выбран научный руководитель Арзамаса-16, по существу самый главный конструктор ядерных зарядов Юлий Борисович Харитон.

Членами-корреспондентами были выбраны заместитель Харитона Кирилл Иванович Щелкин и Николай Леонидович Духов.

Сразу в академики, без прохождения традиционной ступени члена-корреспондента, общее собрание выбрало доктора физико-математических наук тридцатидвухлетнего Андрея Сахарова.

Всех атомщиков на академическом собрании украшали одна, а то и две золотые звезды Героев Социалистического Труда. До 1953 года Королева и Глушко их недруги при случае упрекали, что вся их деятельность сводится к воспроизводству немецкой техники. Включение их в такое сверкающие созвездие было в какой-то степени авансом. Из членов Совета главных больше в 1953 году никто не был избран в Академию наук. В члены-корреспонденты из сотрудничавших с нами ученых были избраны Вадим Трапезников и Борис Петров.

Выборы 1953 года были началом формирования в составе Академии наук мощной коалиции ученых, работавших в военно-промышленном комплексе.

С позиций большой «фундаментальной» науки наша деятельность была отлична от атомщиков. Мы начинали развивать свое ракетное направление, опираясь на технику, технологию производства, чисто инженерные науки, и, только углубившись в работы по межконтинентальной ракете, столкнулись с проблемами, требующими фундаментальных исследований, с тем, что в академических кругах любили именовать большой наукой.