Ракеты и люди

Это была с нашей стороны явная партизанщина, которая могла привести к дипломатическим осложнениям с союзниками. Тем более, что граница была в шести километрах, а сразу за границей — город, в котором, по нашим разведданным, американское командование собрало несколько сот немецких специалистов.

Вдвоем с Исаевым мы посетили командира дивизии генерала Горышного, чтобы получить добро на партизанские действия.

Генерал честно признался, что в этом деле он не советчик и надо отправиться в Веймар к формируемой советской военной администрации по Тюрингии. Но генерал нас попросил, чтобы мы прочли лекции офицерам дивизии о ракетах: «Тогда мои люди будут вам помогать с большей охотой».

Вскоре по его команде собралось около сотни офицеров дивизии и приданной ей артиллерийской бригады. Я рассказывал, как мог, о ракете Фау-2, Исаев — о принципах работы ЖРД. Мы были приятно удивлены, с каким неподдельным интересом боевые офицеры, прошедшие через всю войну от Сталинграда до Тюрингии, слушали нас. Засыпали вопросами, благодарили за доклады и просили поручений для оказания всяческой помощи.

Их можно было понять. Кончились бои с круглосуточным физическим и сильнейшим моральным напряжением. Снято страшное, давящее ежечасно чувство риска жизнью, своей и своих солдат. Исчезла масса обязанностей и забот. Просто нечего стало делать: такая тихая, спокойная жизнь в чужой стране выбила их из обычного настроя. Немцы из врагов превращаются почти в союзников. Молодые немки совсем не прочь оказывать внимание боевым советским офицерам, у которых есть и сигареты, и масло, и которые вообще гораздо лучше воспитаны, чем американцы.

Заручившись поддержкой «целой дивизии», как сказал Исаев, мы могли требовать теперь внимания от высокого командования.

И мы отправились в Веймар. Чистенький и совершенно не пострадавший от войны город был нам известен как место, связанное с именем Гете.

Теперь в Веймаре командовал генерал-полковник В.И. Чуйков, а начальником управления советской военной администрации федеральной земли Тюрингии был только что назначен Иван Сазонович Колесниченко.

Он принял нас любезно и внимательно выслушал. Потом, несмотря на большую очередь посетителей в приемной, вызвал несколько офицеров, объяснил им, кто мы такие, и стал советоваться: «Мы здесь должны на новых демократических основах в союзе со всеми антифашистскими силами налаживать мирную жизнь, искоренять остатки гитлеризма в сознании немцев и всю экономику перевести на мирные рельсы, а что вы предлагаете? Восстановить гитлеровскую военную технику! Да где? Здесь, в Тюрингии! А что мы скажем союзникам, как только они узнают о создании ракетного института?»

Мы совсем было приуныли. Но кто-то из офицеров, подчиненных Колесниченко, стал на нашу сторону и высказал идею, которая почему-то мне раньше в голову не приходила: «Институт надо зарегистрировать как новое научное учреждение. Под контролем военной администрации собираются ученые, которых мы не хотим оставить без работы. Кроме того, они помогают нам раскрыть тайны гитлеровского секретного оружия с тем, чтобы иметь свидетельства о военных преступлениях. Мы не только не должны возражать, а всеми средствами поддержать такую инициативу!».

Эти доводы плюс красноречие Исаева и мое сломили колебания Колесниченко. Он взял на себя ответственность и дал нам разрешение организовать учреждение по всем правилам — с печатью, бланками, телефонами, немецким штатом. Продовольственное и денежное обеспечение немцев, пока их немного, военная администрация Тюрингии взяла на себя.

Наладив связи в Веймаре, мы походили по городу, размышляя обо всем, что мы затеяли. Здесь неожиданно после такой административной победы Исаев сказал, что теперь он хочет уехать в Леестен, посмотреть на тамошнюю двигательную технику, а потом вернуться в Москву. Пора начать переворачивать мозги у нашего патрона в НИИ-1.

Институт «Рабе». Бляйхероде, 1945 год

Я категорически возражал, но, уже хорошо изучив его характер, понял, что это решение у него созрело еще раньше. Договорились только, что он не уедет, пока не прилетит помощь из Москвы.

Вернувшись в Бляйхероде, мы собрали свою немецкую команду, объявили о решении военной администрации и дали поручение разработать структуру института. Исаев объявил, что начальником института назначается майор Черток. Я, приняв таким образом командование на себя, тут же объявил, что директором нового института назначаю инженера Розенплентера, а его заместителем по общим вопросам — инженера Мюллера, который и обязан обеспечить всем нам достойные условия для научно-исследовательской работы. Весь личный состав имеет первоочередной задачей восстановление, пока на бумаге, техники, которая разрабатывалась в Пенемюнде. Для этого искать и искать все, что было спрятано, все, что осталось после ухода американцев и привлекать всех специалистов, работавших в Пенемюнде, а также в других местах, но имевших отношение к ракетной тематике. Все сообщения и поручения были приняты с превеликим энтузиазмом.