Наконец, вывезли ракету на огневой стенд. Но нам никак не удавалось запустить двигатель. «Зажигалки» — специальные электрические устройства, которые воспламеняют горючее, вышибало, и двигатель не запускался. Недостатки были в основном в системе пускового электрооборудования. То одно реле у нас отказывало, то другое…
Все эти случаи яростно обсуждались в «банкобусе», на заседаниях Государственной комиссии. Термин этот появился от сочетания двух слов — банк (в смысле коллективного обсуждения) и автобус. Заседали мы в разрушенном корпусе автобуса, который подтащили поближе к стенду, чтобы мы могли как-то укрыться от дождя и ветра.
Председателем первой Государственной комиссии по пускам ракет был назначен маршал артиллерии Яковлев, его заместителем — Устинов, членами комиссии — министры, заместители министров и генералы, а также заместитель Берии И.А. Серов. И все мы были, как говорится, «под колпаком». Отчитываться надо было за каждое движение.
Кажется, на третьи сутки наших страданий (а мы несколько ночей не спали в попытках запустить двигатель) рассерженный Серов обратился к нам в присутствии всей комиссии:
— Слушайте, чего вы мучаетесь?! Найдем солдата. На длинную палку намотаем паклю, окунем ее в бензин, солдат сунет ее в сопло, и пойдет ваше зажигание!
Идея была «великолепна», и, несмотря на то, что она принадлежала Серову, никто на нее не поддался.
Мы продолжали обсуждать причины отказов. В автобусе теснота, все курят, благо продувает сквозь разбитые стекла.
— Почему на этот раз не прошло зажигание, вы проанализировали? — снова вмешивается Серов.
Королев говорит, что доложить может Пилюгин, у него схема сбросила. Пилюгин объясняет:
— Да, мы нашли причину — у нас не сработало реле, которое стоит в цепи включения зажигания.
— А кто отвечает за это реле?
— Товарищ Гинзбург.
— А покажите мне этого Гинзбурга, — грозно говорит Серов.
Пилюгин опирается на плечо Гинзбурга, вжимает его в скучившуюся толпу и отвечает, что показать его невозможно.
Но надо сказать, что за все время никто из нас не пострадал, хотя «дамоклов меч» расправы висел над каждым.
Наконец из бронемашины, служившей командным пунктом, в которой находились Пилюгин, Смирницкий, Воскресенский и я, ночью запустили двигатель! Торжество было необычайное! Впервые на Государственном центральном полигоне запущен жидкостно-ракетный двигатель. Измученные, усталые вылезли из бронемашины, я вытащил обычную солдатскую флягу, наполненную чистым спиртом, и угостил весь экипаж нашей бронемашины. Таким образом, это был первый тост, который мы подняли за удачный запуск ракеты, пока еще на стенде.
Больше огневых пусков на этом стенде мы не проводили, время на это не тратили, а переключились на подготовку и пуск ракет со стартовой площадки.
На стартовую позицию мы ездили не так, как сейчас, по роскошной бетонной дороге, а на американских «виллисах» по пыльным дорогам, и нашим любимым гимном была песня «Эх, дороги, пыль да туман…»
Очень мучила нас осенняя погода, и самыми популярными людьми тогда были метеорологи. Причем по двум причинам: во-первых, от них ждали разрешения на пуск, а во-вторых, в составе этой службы было много девушек, что несколько скрашивало наши тяжелые будни.
Стартовая команда в своей военной части была укомплектована в основном военнослужащими бригады особого назначения, сформированной в Германии. Ее личный состав проработал с нами в институтах «Рабе» и «Нордхаузен» практически весь 1946 год, и каждый офицер знал свое дело. Но так как испытания были совместными — промышленности и военного ведомства, то в стартовую команду включили наиболее подготовленных специалистов из промышленности, а командование было совместным. Так, от военных стартовую команду возглавил инженер-майор Я.И. Трегуб, а от промышленности — Л.А. Воскресенский.