РАКЕТЫ И ЛЮДИ

Впоследствии я был непосредственным участником исторических для человечества событий – пуска первого в мире искусственного спутника Земли, первого запуска в космос человека – Юрия Гагарина, создания и пуска первого космического аппарата, достигшего поверхности Луны, первой межконтинентальной ракеты, способной донести заряд мощностью в десятки мегатонн до Америки и изменить историю мира. Но никогда во мне не было такого чувства приобщения к человеческой истории, как в день этого перелета. Может быть, оттого что во всех предыдущих и последующих исторически значимых событиях я всегда был обременен массой забот и обязанностей, всегда должен был что-то предпринимать, за чем-то следить, считать, обдумывать появляющиеся результаты и решать, что делать в ближайшие минуты, часы, дни. Здесь же, в самолете, летящем в Германию 23 апреля 1945 года, ни я, ни мои попутчики пока не были озабочены чем-либо конкретным и неотложным. Мы понимали, что столкнемся с чем-то совершенно новым, непривычным и невиданным даже за все четыре года войны, но это будет где-то уже там, в другой стране, куда мы летим без всяких виз и паспортов, по праву победителей.

К вечеру приземлились на полевом аэродроме под Штраусбергом. Здесь, выскочив из самолета, сразу попали в атмосферу боевого воюющего аэродрома. Непрерывно взлетали и садились штурмовики Ил-2.

Мне не раз за войну приходилось бывать на боевых аэродромах и наблюдать воздушные бои. Но такой конвейер: взлеты – посадки – заправки – подвешивание бомб и реактивных снарядов – все это быстро, по-деловому, непрерывно – видел впервые. Истребителей прикрытия в воздухе не было видно. Все были «в деле» – над Берлином.

Пока генерал разыскивал местные власти тыла фронта, мы вступили в контакты с экипажами, спрашивали о встречах с новыми «мессерами».

Стемнело. И на западе все ярче светилось зарево и доходил, или так казалось, приглушенный расстоянием непрерывный гул Большой Войны.

Наконец, появился генерал Петров, распределил нас по трем «виллисам», и мы двинулись в Штраусберг. Добрались прежде всего до офицерской столовой. Непривычная чистота, яркий свет, официантки в белоснежных фартучках и наколках.

Где мы? Неужели совсем рядом, в двух десятках километров, идут смертельные бои? Нас вкусно накормили по нормам для офицеров фронтовой армии. Потом старшина повел нас на ночевку. Чистяков, Смирнов и я просились вместе. И он привел нас к двухэтажному коттеджу, сказав, что на втором этаже как раз уже «постелено на троих».

И вот мы, три советских инженер-майора поднимаемся на второй этаж немецкого дома, из которого убежали хозяева. Сразу сразил комфорт. Вряд ли службе тыла надо было особенно заботиться о благоустройстве постелей и туалетов для офицеров. Все хозяйское невредимо и, как мы определили, «высший класс». Бросили жребий. Чистякову и Смирнову досталась спальня с широченной двуспальной кроватью и примыкающей к ней ванной и туалетом. На мою долю – кабинет с застеленным чистейшим бельем диваном. В кабинете – не снятый еще портрет Гитлера на стене, а на письменном столе – фотография офицера непонятного нам чина с прильнувшей к нему женщиной.

Утром генерал нас собрал для инструктажа и разработки планов действий. Было сказано: наша первая задача – детальное обследование «DVL» – немецкого исследовательского центра «Люфтваффе» в Адлерсгофе. Но Адлерсгоф еще не взят. Пока обзаводимся картами и беседуем с представителями разведки фронта.

Офицеры из службы разведки фронта не столько рассказывали нам, сколько пытались понять, что нас интересует и на что им следует обратить внимание. Толковые боевые офицеры, но вопросы научно-технической разведки были им явно «не в привычку». Мы действительно оказались одним из первых эшелонов этого ранее совершенно несвойственного боевым армиям рода войск. Впоследствии многочисленные отряды гражданских специалистов, наводнивших оккупированные зоны Германии, окрестили «профсоюзными» или «цивильными» офицерами.

Представитель «смерша» – военной разведки «Смерть шпионам» – задал нам на встрече вопрос: «В своих листовках немцы пишут, что Берлин мы не возьмем, а получим такой удар, что и костей не соберем. Фюрер приберег секретное оружие для того, чтобы на немецкой земле окончательно уничтожить Красную Армию. Что это может быть?»

В самом деле, что это? Если Фау-2, то сколько бы их Гитлер не «приберег», Красной Армии это оружие уже не помешает. Нам-то это было ясно. Химия? Но в любом виде на немецкой земле она теперь более опасна немцам, чем нам.

Решили, что это чистейшая пропаганда. И оказались правы.

В США, Германии и у нас уже разрабатывалось действительно новое сверхсекретное оружие – атомное. Но даже нам, допущенным к совершенно секретным материалам, до 6 августа 1945 года – до сброса атомной бомбы на Хиросиму – практически ничего о нем не было известно.