Ракеты и люди. Горячие дни холодной войны

Все родные Анны Голубкиной подписали дарственную, согласно которой все ее произведения безвозмездно передавались государству. Родственники не претендовали на оставшиеся в зарайском доме или московской мастерской произведения. Двоюродные сестры Вера и Катя Голубкины потратили много сил, чтобы собрать и сохранить скульптуры и превратить мастерскую Анны Семеновны в Большом Левшинском переулке в мемориальный музей. Вера Голубкина стала директором этого музея. Во времена идеологических гонений на экспрессионистов, к которым причисляли Анну Голубкину, музей пытались закрыть, а наиболее ценные скульптуры растащить по запасникам Третьяковки и Русского музея. Вот здесь-то Вера Голубкина снова обратилась в ЦК к Борису Пономареву, взывая к его зарайскому патриотизму. Он действительно вмешался и помог сохранить богатейшее творческое наследие Анны Голубкиной.

Сейчас в Москве после реконструкции вновь открыт музей Голубкиной. Поклонники и ценители ее творчества не подозревают, что в свое время сохранению этого ценнейшего собрания произведений искусства способствовал секретарь ЦК КПСС Борис Пономарев.

Но вернемся к последним дням Королева.

Со слов Нины Ивановны, на даче собрались супружеские пары братьев Пономаревых, Келдышей, Королевых и Посохиных. Михаил Посохин был главным архитектором Москвы, автором проектов высотных домов, Дворца съездов в Кремле, Нового Арбата и многих других архитектурных шедевров того времени. Нина Ивановна Королева рассказывала: «Сергей, собираясь к Пономаревым, захватил с собой такое количество коньяка, которое не способны были выпить при всем желании все собравшиеся».

Последние годы я неоднократно был свидетелем практически полного отказа Королева от приема крепких напитков. Келдыш предпочитал только шампанское. Нина Ивановна вспоминала, что на встрече 1966 года на даче Пономарева все чувствовали себя непринужденно и встреча прошла без избыточного обжорства и пития.

1 января Королев отдыхал дома. Второго, несмотря на воскресенье, вызвал машину и уехал в Подлипки. До Нового года он не успел просмотреть всю накопившуюся почту.

3 января Королев работал у себя в кабинете, продолжая приводить в порядок почту. Он никого не вызывал, только звонил, когда требовалось пояснение по какому-либо документу.

В одно из воскресений ранней осени 1966 года я, Бушуев, Охапкин и Яковенко отдыхали у костра после небогатого сбора грибов в лесу. Такие сборы никогда не проходили без воспоминаний о СП. Мы пытались восстановить в памяти, с кем из нас третьего января Королев разговаривал и какие давал указания. Все, что я мог вспомнить, относилось к предыдущим дням. Бушуев и Охапкин не очень уверенно сказали, что им тоже в этот день СП ни разу не звонил. Только Яковенко сказал, что СП обратился к нему с просьбой по поводу документов, хранящихся в спецгруппе, которые он не успел расписать. СП просил проследить, чтобы их никому не давали, пока он не вернется. А если его долго не будет, то пусть их посмотрит Мишин.

4 января утром Василий Мишин собрал очередное совещание для обсуждения возможности сокращения весов модулей лунной экспедиции с тем, чтобы уже изготавливаемый новый сверхтяжелый носитель Н1 справился с задачей высадки на Луну хотя бы одного человека.

В новом 65-м корпусе кабинеты Королева и Мишина имели общую приемную. Собираясь на совещание, каждый считал нужным спросить: «А где СП?» Секретарь Королева Антонина Алексеевна работала у него уже 15 лет. Всегда спокойная и доброжелательная ко всем входящим в приемную, она выдерживала самые неожиданные взрывы королевского характера. После очередного происшествия при испытаниях, срыва производственного или проектного графика Королеву необходимо было разрядиться на ком угодно, но быстро. Вот тогда Антонина Алексеевна обязана была разыскать любого хоть под землей.

Случалось, что в этот момент этого нужного человека не удавалось отыскать достаточно быстро. В таких случаях Антонине Алексеевне объявлялось немедленное увольнение. Но если бы она вздумала обижаться и всерьез покинуть рабочее место, то последовал бы гораздо более грозный разнос.

Прежде чем зайти к Королеву, мы, как правило, вопросительно смотрели на Антонину Алексеевну. Если она слегка кивала, улыбаясь, значит, все спокойно, можно заходить. Если улыбалась грустно, чуть покачивая головой, это означало: «Думайте, может быть, стоит зайти в другой раз». Ну, а если был грозный вызов, то нас провожал сочувствующий взор.

Не знаю, верила ли Антонина Алексеевна в Бога, но каждый раз, когда кто-либо из нас — близких Королеву людей — проходил мимо нее, чтобы войти в кабинет Королева, казалось, что она провожает с пожеланием «… и да поможет вам Бог!».

В этот день достаточно было посмотреть на Антонину Алексеевну, чтобы удостовериться, что сегодня СП никого по делам принимать не будет.

На всякий случай Антонина Алексеевна, когда мы собрались «в предбаннике», сказала:

— Он скоро уедет.