Ралей. Джентльмен что надо

Было уже поздно, Лиз наверняка уже не ждала его. Но Уолтер испытывал желание поделиться с ней доброй новостью. Он мечтал доказать ей, что характеру королевы присущи и доброта, и щедрость. Покинув дворец, он осторожно обогнул парк и присел, разглядывая окно Лиз. По тому, что в нем горел свет, он узнавал, вернулась ли она с процедуры раздевания королевы. И когда в нем и в других окнах гас свет, это означало, что можно забраться на балкон и войти к ней в комнату. Тихо сидя в полной темноте, он вдруг обнаружил, что клюет носом, засыпая, и, испугавшись, что промокнет, встряхнулся и увидел, что во всех окнах, кроме последнего из выходящих на балкон, свет погашен. Уолтер ждал еще довольно долго из боязни, что Лиз вернулась к себе первой, но свет в других окнах так и не появился, так что он в конце концов, подобно кошке, взобрался на балкон и на цыпочках подкрался к ее окну. И тут Ралей услышал скрип плохо отточенного гусиного пера, яростно водимого по бумаге. Это остановило его. Кому это Лиз пишет, Лиз, которая сподобилась послать ему всего каких-то три слова без подписи на клочке бумаги? Он отошел немного в сторону и заглянул в комнату через щель в занавесках. Она сидела за столом, и колеблющийся от сквознячка свет свечей падал на лист бумаги, роняя тень на ее щеки, казавшиеся от этого более впалыми. Ее тяжелая коса была переброшена через плечо. Левой рукой она подпирала голову, а правой царапала по листу своим скрипучим пером. Ралей стоял и смотрел на нее какое-то время, потом тихо позвал:

— Лиз! — Это не должно было испугать ее, потому что так называл ее только он, а она должна была привыкнуть к его неожиданным ночным появлениям.

Тем не менее девушка вскочила при звуке его голоса, и перо упало на пол, она схватилась руками за стол, как бы стараясь загородить собой лист бумаги от его глаз, и оставалась в этом положении, уставившись в окно.

Ралей переступил через подоконник, привычно задернул за собой занавески и открыл ей свои объятия. Лиз нехотя отступила от стола и подошла к нему. Он заметил, что впалость ее щек объяснялась не падавшей на них тенью, а тем, что у нее действительно осунулось лицо, так изменилось, будто ей пришлось пережить какие-то серьезные потрясения.

— Что с тобою, любимая? Кому ты пишешь?

— Никому, просто пишу, — сказала она и попыталась увлечь его подальше от стола, к своей кровати.

— Но ты так бледна! Уж не заболела ли?

— Я не ожидала увидеть тебя. И мне вдруг показалось, что это не ты, а призрак.

— Тебе так же не следует опасаться моего привидения, как бояться меня самого. Что-то, по-видимому, так расстроило тебя, что ты, вместо того чтобы лечь в постель, так поздно принялась писать кому-то. И для чего этот наполовину упакованный саквояж? Уж не собираетесь ли вы поехать в Хэмптон?

Поездка в Хэмптон всегда означала для них прекращение ночных свиданий и даже поздних встреч в парке, потому что там Лиз делила комнату с Агнессой Лоули.

— О нет, — сказала Лиз. — Я просто хотела кое-что достать из него.

Она так странно вела себя, настойчиво удерживая его на краю кровати, что Уолтер был убежден: Лиз лжет ему.

— Ты что-то прячешь от меня, — сказал он. И внезапно появившийся испуг в ее глазах окончательно убедил его в этом. — Я хочу посмотреть твое письмо.

— Уолтер, пожалуйста, не надо. Ты увидишь его завтра. Оно адресовано тебе. Коротенькое, глупое письмо, чтобы сказать тебе… сказать… что я люблю тебя.

Он оттолкнул ее руку. Чтобы Лиз с ее настороженностью писала всякую ерунду — чепуха это.

Она тут же вскочила.

— Ну прошу тебя, Уолтер. Умоляю, не делай этого. Я не вынесу, если ты станешь читать это при мне.

— В нем не говорится о том, что ты устала ото всего этого?

Она молчала, и Ралей решил, что попал в точку. Первое, что пришло ему в голову, это упрек в свой адрес. Конечно, Лиз не могла не устать от всего этого. Как и любая другая женщина на ее месте. Для него она никогда не была на первом плане. Королева, колония в Виргинии, его карьера — вот что было для него самым главным. Он отошел от стола, не тронув бумагу, и увлек ее за собой, посадив рядом на кровать. Решение, которое Ралей только что принял, заставило горячо забиться его сердце. Ощущение было похоже на то, которое испытывает человек, стоящий на вершине скалы и собирающийся спрыгнуть с нее, не зная ее высоты.

— Лиз, — сказал он, — я все обдумал. Лучше я буду жить с тобой без всякого благоволения королевы и, если понадобится, в нужде и забвении. Милая, выходи за меня замуж и давай кончать со всеми этими расставаниями?

Ну вот, главное сказано. Он смотрел на нее, готовый к ее протесту, удивлению, но никак не к этому побелевшему, окаменевшему лицу, которое в ответ обернулось к нему. В какое-то мгновение Ралей был потрясен мыслью, что опоздал, что она уже тайно вышла за кого-то другого. Едва шевеля губами, она спросила:

— Что заставляет тебя именно сегодня просить меня об этом?

— Тебе нужны объяснения? Не предлагал ли я тебе то же самое перед отъездом в Ирландию?