Ралей. Джентльмен что надо

Патент пришел в январе, как и предполагал Ралей. Королева уже не могла устоять против его назойливости. Новое слово «Гвиана» захватило ее воображение. Он выбросил из головы Виргинию: теперь уже поздно думать о ней, и он, и Елизавета слишком стары, чтобы связывать свои надежды с рискованным делом в стране, которая должна развиваться и расти долго, как растет ребенок. И королева не так уж сильно любит своего наследника, кто бы им ни оказался, чтобы тратить время и деньги на приумножение его наследства.

Новейшим девизом Ралея стало – золото. В своих письмах к Елизавете и Сесилу он не уставал повторять обещания, содержавшиеся в этих странных, древних морских картах, которые увлекали людей на погибель: «Здесь много золота». Он был достаточно умен, чтобы понимать, что сердце последней из Тюдоров недоступно чувствам и убеждениям, глухо к поэзии и мольбе, тем более один из них должен был постоянно подогревать его, а другой без конца, как попугай, твердить о золоте.

И в конце концов Ралей оказался прав. Наконец-то он держал в своих руках бесценный документ. Он давал ему право проникать на территорию Ориноко, исследовать ее и населять земли, еще не попавшие во владение христианских монархов. Патент был адресован «Нашему слуге, Уолтеру Ралею». Намеренно пропущенные общепринятые в подобных документах слова «верный» или «возлюбленный» дали ему понять, что он остается никем для королевы. Тяжелым ударом по его гордости было это новое оскорбление – его и так задело за живое долгое, нетерпеливое ожидание этого решения. Теперь нельзя было терять ни минуты. Нужно сейчас же довести это до сведения Лиз. С патентом в руках он отправился на ее поиски.

Лиз сидела в гостиной, придвинув поближе к разогретому камину свой станок с пяльцами, и занималась вышивкой. За окном медленно угасал короткий зимний день, бросая красные блики заката на темно-серые стволы буков. Огонь очага окрашивал одну сторону ее светлой головы в медный цвет, а на ее янтарного цвета бархатном платье плясали теплые отблески пламени. На ее вышивке павлин ярко-зеленого и синего цвета разгуливал по лугу, усыпанному маргаритками. Это был уже четвертый экземпляр, все они предназначались для кресел в столовой.

Лиз подняла глаза на вошедшего мужа и сразу поняла – по пергаменту в его руке и по выражению лица, – с чем он пришел к ней. Но она постаралась не выдать себя. Взглянув, на него, она тут же снова опустила глаза на свою работу и продолжала трудиться. Сердце бешено стучало у нее в горле, пальцы дрожали, но она казалась совершенно спокойной.

Минуту-другую Ралей потоптался возле ее пялец, подергал за нитки на изнаночной стороне вышивки. Потом подошел к огню и пошевелил его ногой. Одно полено сдвинулось. Он поправил его, не спуская с Лиз глаз. Но, хотя треск огня в камине заставил ее встрепенуться, она не повернула к нему головы. Туда-сюда, туда-сюда сновала иголка. – Лиз, – не выдержал наконец Ралей.

– А, – откликнулась она и еще ниже склонилась над последним стежком.

– Я только что получил патент королевы на поход в Гвиану.

– Гвиану?

– Ты, должно быть, слышала. Я говорил о ней. Это в Южной Америке. Говорят, там-то и есть Эльдорадо.

– И ты этому веришь?

– Конечно. И королева верит. А иначе она не стала бы посылать меня туда.

– Можно посмотреть?

– Разумеется.

Уолтер со скрипом развернул пергамент и протянул его жене. Она, аккуратно приколов иголку к материи, оставила свой станок и с пергаментом в руке пересела на низенький стул поближе к огню.

Довольно долго Лиз сохраняла молчание и сидела, повернувшись к огню так, что ему не видно было ее лицо. Затем она вернула ему манускрипт.

– Смертный приговор в вежливых выражениях, – сказала она безразличным тоном.

– Милая, ты преувеличиваешь.

– Ты так считаешь?

Лиз обернулась к нему и подняла на него свои синие глаза. В них не было ни страха, ни удивления, ни гнева, в них было такое, чего он никогда раньше не видел – что-то вроде насмешливой жалости, порожденной какой-то особой ее мудростью.

– Преувеличиваю? А что случилось с Орелиано? С Диего Ордасом? С Педро д'Ошиа и Агири? Я назвала только четверых, судьбы которых мы знаем. А сколько еще таких, чьи имена не попали ни в какие списки, но кто отправился в эти дальние страны и умер там от лихорадки, от ран или в результате вероломства?

Валаам не был так удивлен, когда его ослица повернулась к нему и заговорила человеческим голосом, как удивился Ралей, услышав эти давно известные ему имена из уст Лиз.

– Что ты знаешь о них?

– То же, что и ты. Все, что можно вычитать из твоих книг.

Ралей как ошпаренный выскочил из своего кресла. Разговор принимал совершенно неожиданный оборот. Он-то думал, что Лиз зальется слезами, что он обнимет и успокоит ее. Но к этим спокойным, бесчувственным доводам он не был готов. Ралей нервозно заходил по комнате, бросая отрывистые фразы, будто разговаривал с посторонним мужчиной.