Ральф де Брикассар

— Конечно, — покорно согласилась Вирджиния. Ах, как дорог был ей этот человек! Как она хотела броситься в его объятия! А когда Ральф бережно усадил ее на стул, Вирджиния могла бы поцеловать его сильные загорелые руки, прикасающиеся к ней, но не сделала этого. Женщина не могла поднять глаза на стоявшего перед ней мужа. Она боялась встретиться с его взглядом. Ради этого человека она должна быть храброй. Вирджиния слишком хорошо знала его, доброго и щедрого. Конечно, он мог прикинуться, что ему совсем не нужна свобода. Вирджиния знала, что Ральф может поступить так, хотя он уже знал истину. Он снова жалел ее, он понимал ее ужасное состояние. Но она не должна принимать его жертву. Ни за что!

— Ты видела отца и дядю и знаешь, что я Ральф де Брикассар. И я думаю, что ты догадалась, что я — Фрэнк Стеджер, поскольку ты заходила в мой кабинет.

— Да. Но я зашла туда не из любопытства. Я забыла, что ты запретил мне заходить туда… забыла…

— Это неважно, — перебил ее Ральф. — Я не собираюсь убивать тебя или вешать на стенку за волосы. Я просто хочу рассказать тебе мою историю с самого начала. Я шел прошлой ночью как раз с намерением сделать это. Да, я сын де Брикассара, потомок старинного рода. Но я и сам забыл об этом.

Ральф горько рассмеялся, несколько раз прошелся по комнате, потом сел в кресло напротив Вирджинии.

— Сколько я себя помню, я был сыном очень состоятельных родителей, и наш род из поколения в поколение давал церкви выдающихся священнослужителей. Меня тоже готовили к этой карьере, хотя я не испытывал большого желания посвящать себя церкви. И все надеялся, что это как-то минует меня. Мой отец очень богатый человек, а дядя, ты его видела, занимается производством лекарств, разных там пилюль, настоек и прочего. Ими везде завалены все аптеки, а его лицо красуется на всех упаковках, и его все знают. Это доставило мне много горя, но об этом потом. Мой дядя бездетный человек и собирается сделать меня своим наследником. Так что тяжесть богатства я ощутил еще в раннем детстве. У нас был настолько большой дом, что я, маленький мальчик, постоянно терялся в нем. У меня были все игрушки, о которых только может мечтать ребенок, но я был самым одиноким в мире. Я помню только один счастливый день детства, Вирджиния, только один. Даже ты, наверное, была счастливей. Отец поехал навестить своего старого друга и взял меня с собой. Меня отпустили играть одного во дворе, и я провел целый день, забивая гвозди в деревянный чурбан. У меня был замечательный день. Когда подошло время возвращаться в свою комнату в большом доме, полную игрушек, я плакал. Но не сказал отцу почему. Я вообще никогда ничего ему не рассказывал. Для меня всегда было трудно рассказывать о себе, Вирджиния, особенно когда дело было серьезным. А со мной постоянно случалось что-то серьезное. Я был очень чувствительным ребенком. Никто никогда не знал, о чем я страдаю. Отец и не задумывался над этим.

Когда меня послали в частную школу, а мне было только одиннадцать лет, мальчики окунали меня в плавательный бассейн до тех пор, пока я не вставал на стол и не читал громко все молитвы, какие я знаю, или названия лекарств, которые изобретал мой дядя. Я делал это, а потом, — Ральф сжал кулаки, — я испугался и чуть не утонул, и от меня отвернулся весь мир. А потом я пошел в колледж, сокурсники пытались делать то же самое, но я устоял. — Ральф горько усмехнулся. — Они не смогли заставить меня делать это. Но они могли и сделали мою жизнь несчастной, никчемной. Четыре года в колледже показались мне кошмаром. Знаешь, а может быть, ты и не знаешь, какими бессердечными скотами становятся мальчишки, когда у них появляется такая жертва, как я. У меня были друзья, но всегда существовал барьер между мною и людьми, которые мне нравились. Случалось, что ребята хотели подружиться с потомком рода де Брикассаров, но они не нравились мне. Но один друг у меня все-таки был, я думал, что был. Умный, начитанный мальчик, немного писатель. Это и связывало нас. У меня было тайное влечение к этой деятельности. Парень был старше меня, я равнялся на него, поклонялся ему. Целый год я был почти что счастливым. А потом в рукописном журнале колледжа вышел пародийный скетч, язвительный рисунок, издевающийся над моими родственниками, в основном над тем, кто занимался лекарствами. Имена, конечно, были изменены, но все знали, что изображено и кто имеется в виду. Рисунок был остроумным, это без сомнений. Весь колледж сотрясался от смеха. Я выяснил, что сделал этот рисунок он.

— А ты уверен? — Печальные глаза Вирджинии вспыхнули негодованием.

— Да. Он признался мне, когда я его спросил. Сказал, что хорошая идея всегда была для него более ценна, чем друг. Это разрушило многие мои идеалы и иллюзии, и это было самым печальным во всей этой истории. После этого случая я стал молодым мизантропом. Мне не хотелось ни с кем дружить. А потом… через год после выпуска из колледжа я встретил Мэй Уэйтерс.

Вирджиния вздрогнула. Ральф полностью находился в своем прошлом и не заметил этого.