Ралли «Конская голова»

Когда нам принесли телятину под винным соусом, мы уже нашли выход из положения. От мести мы отказались, поскольку будущее было теперь в наших руках. Ноша эта не из легких, но мы приняли ее с радостью.

— А что теперь? — спросил Лэрри, выпив на десерт еще пива.

— Возвращаемся домой. Можем прямо сейчас, а можем побыть в 1954 году еще немного, отдохнуть от трудов праведных.

— Проголосуем, — предложил Лэрри, ибо он всегда был за демократию.

Мы проголосовали и большинством голосов решили немедленно вернуться домой, потому что кое-кому из нас давно следовало отдать взятые в библиотеках книги. Вернуться оказалось крайне просто. Вспомните Дороти[11] с ее красными туфельками. Волшебная палочка найдется. Мы съехались в Вашингтон, потому что именно там расстались. Собрались в большом номере того же отеля, где через столько лет состоится встреча писателей-фантастов. Заказали кока-колу, пиво, присыпанные солью крендельки и чипсы. Включили телевизор (показывали шоу Стю Эрвина) и навели в номере относительный беспорядок.

— Помните, — предупредил Норрис, — ни слова о бейсболе. Говорите только про научную фантастику.

— Только про научную фантастику, — повторил Дик Шрейдер.

Но заговорили о деньгах. Поделились сведениями, кто сколько платит, что, естественно, повлекло за собой обсуждение деловых и человеческих качеств редакторов. Заметив, что страсти чересчур накалились, мы перешли к таким темам, как "Будущее научной фантастики", "Научная фантастика и средства массовой информации", "Наука и научная фантастика". В это время в номер ввалился невысокого роста толстяк с фотокамерой в руках и сфотографировал Лэрри. Потом сел и стал слушать. Мы угостили его крендельками. Когда мы рассуждали "о читательском спросе на рассказ", в номер явились две странные на вид молодые женщины, одетые так, точно давно путешествуют по страницам романа-трилогии, и начали наполнять ванну какой-то тягучей жидкостью. Их к столу мы не пригласили. Мы беседовали на тему "Научная фантастика как революционное оружие", когда вошли два писателя, литературный агент и еще четыре поклонника нашего жанра. Стало шумно. Джим позвонил, попросил принести лед. Я вышел в холл, а номер наполнялся все новыми писателями и новыми поклонниками, поэтому я направился к лифту и поднялся к себе. Осторожно открыв дверь, я увидел, что свет горит и в комнате кто-то есть. Я хотел было повернуться и уйти, но разглядел, что это та самая довольно симпатичная молодая женщина, которая была со мной в начале наших приключений. Я посмотрел на себя, увидел свое собственное тело (оно вовсе не было таким уж старым, быть может, чуть потрепанным, но зато моим) и понял, что все в порядке. Победа была за нами.

Перевела с английского Н. Емельянникова

Джеймс Типтри-младший …тебе мы, Терра, навсегда верны (США)

— Идут, иду-ут! — ворвался в открытое окно кабинета этот известный всей Галактике многоголосый крик.

Питер Крисмас, рослый человек с коричневой кожей, неторопливо перевел взгляд с трехмерного телевидения на окно.

Мимо трибун, громко гогоча, неслась вереница маленьких ящеров, и украшения из драгоценных камней ослепительно сверкали на них в свете ясного утра — а оно всегда такое здесь, на Планете Состязаний. Ох уж эта Планета Состязаний! Крисмас повернулся к посетителю, в раздражении свертывавшемуся и развертывавшемуся на помосте для приветствий, и лицо его снова стало жестким.

— Вовсе никакой не полет! — возмущался посетитель. — Мы на Ксемосе не называем это полетом!

— Господин Пуридан, — сказал Крисмас, — если кто-то не в состоянии летать выше гор, из этого не следует, что он не летает совсем. Ваши подопечные могут выступить в группе "нелетающих птиц", только если они не летают вообще. Чтоб ни разу крыльями не взмахнули, не пролетели даже двух шагов! Вон, полюбуйтесь, пожалуйста, на этого красавца.

И Крисмас показал на передаваемое "трехмеркой" изображение, где самозабвенно скакало, помогая себе взмахами крыльев, пернатое со страуса величиной. На лице Пуридана, отдаленно напоминавшем человеческое, появилось выражение оскорбленного достоинства — как у пса, которому предложили печенье не высшего сорта.