Рам-рам

— Садитесь! — крикнул сзади сикх.

Мне пришлось это сделать — он отталкивал лодку от берега.

— А вы? — спросил я.

— Я буду ждать здесь!

Мы с Лешкой снова переглянулись.

— Вас ждут, — повторил сикх. — Вы же умеете грести?

Вопрос был не в этом: мы становились плавающей мишенью. Кудинову тоже это нравилось все меньше, однако, виду он не подавал. Он щелкнул своим фотоаппаратом лодочника и сладко улыбнулся ему:

— Фотография на память!

Сикх нахмурился, но ничего не сказал.

— Ну же! — Кудинов перевел взгляд на меня и по-английски передразнил сикха. — Вы же умеете грести?

Конечно! Не барину же брать на себя черную работу!

Я взял в руки весла, развернул лодку и поплыл к Водному дворцу. Сикх подобрал полы балахона и снова уселся на корточки. Глаза его смотрели в нашу сторону, но он нас не видел. Медитировал? Обкурился? И то, и другое было непохоже на правду.

Кудинов достал сигарету и золотую зажигалку, которую я ему подарил на день рождения пару лет назад, когда мы пересеклись в Вене. Он снова, глядя на меня, покрутил ее в руке, как бы говоря: «Видишь, не расстаюсь с твоим подарком!», и прикурил.

Лодка была небольшой, и мы сидели слишком близко друг к друге Поэтому Лешка задрал голову и выпустил облачко дыма в небо. Он так и остался с поднятой головой, подставляя щеки последним лучам солнца, блаженно улыбаясь и всем своим видом подчеркивая, как он наслаждается своей спокойной и полной неги и удовольствий жизнью. Он в минуты опасности всегда становился таким.

Замершая на корточках фигурка сикха все удалялась. Поскольку Кудинов даже закрыл глаза, впитывая гармонию этого момента, я оглянулся — убедиться, что не сбился с курса. Нет, вот он, Водный дворец! Легкие ажурные башни с куполами по углам здания и в центре каждого крыла, арки наполовину затопленных крытых галерей, кроны деревьев, над которыми стайками носились птицы. Оттуда, тесня шум дороги, уже доносился их предзакатный гомон. Я присмотрелся — людей видно не было.

— Мне казалось, мы хотели покончить с этим засветло, — не открывая глаз, заметил Кудинов. — Я, конечно, никого не тороплю!

Сибарит чертов!

— Хотите погрести вместо меня?

— На обратном пути, друг мой! Когда вы окончательно выбьетесь из сил! — пообещал Лешка, выпуская очередное облачко дыма.

Он открыл глаза, лишь, когда мы подплыли к самым стенам дворца. Издали он казался во вполне приличном состоянии, но сейчас мы видели облупленные колонны арок, побеги растений из каждой щели и кое-где черные пятна плесени на розовых камнях. Без видимых признаков ссоры гомон птиц во внутреннем дворе стал оглушительным.

Галереи под арками, как я уже говорил, были наполовину затоплены. Однако по фасаду как бы двумя сторонами треугольника к крыше вели две лестницы. На ступеньках ближайшей к нам лестницы сидело двое сикхов, одетых в грязные хламиды, из-под которых торчали подштанники неопределенного цвета. Волосы под тюрбанами у них были спутаны, вид диковатый, ноги босые. Похоже, они здесь жили постоянно.

Я развернул лодку так, чтобы она причалила к ступенькам. Один из голодранцев, нагнувшись, протянул мне руку. Он даже не кивнул нам. Так вел бы себя матрос на причале, с утра до вечера помогающий сходить пассажирам парома.

Я ухватил сикха за руку, едва не стащив его вниз. Плохое питание? Отсутствие физических нагрузок? Держась за стену, мы с Кудиновым сами выбрались на ступени. Второй островитянин ловко, как обезьяна, пробрался в лодку и выбросил наружу веревку, которую его товарищ принялся привязывать к каменным перилам. Покончив с этим, он сделал нам знак подниматься за ним.

Лестница заканчивалась не на крыше дворца, как я предполагал, а на вершине стены. Дворца, как такового, и не было. Было четыре высокие стены по сторонам квадрата, которые с земли казались фасадами, но, на самом деле, на них едва могли разминуться две пары гуляющих придворных. Внутри квадрата был разбит парк. Сейчас он был затоплен водой, но из нее торчали тонкие стволы дюжины деревьев с компактными круглыми кронами. Обезьян, о которых говорил Барат Сыркар, видно не было, — только множество ярких птиц, порхающих над деревьями, как пчелы над цветами.

Помещениями по-настоящему могли служить только башни по углам квадрата и в центре каждой стороны. В одну из центральных башен мы сейчас и входили. Здесь тоже была лестница, которая теперь вела вниз. Мы вступили на почерневшие, с серой дорожкой посередине, ступени. Пахло затхлой водой, стены кое-где были покрыты плесенью, на потолках чернели круги от протекшей воды. Снизу доносился мерный стук камня о камень.

Мы спустились на второй этаж, откуда сквозь широкое окно было видно озеро и дорога в Джайпур. Следуя за нашим провожатым, мы повернули налево и вступили в анфиладу узких комнат, скорее даже, в разделенный перегородками коридор. В первой комнатке обнаружился еще один абориген. Он клал в углубление в каменном полу орехи и колол их небольшим булыжником. Он едва поднял на нас голову.

— Всюду жизнь! — констатировал по-русски мой друг.