Рамминз

Лошадь опустила голову в ведро, всасывая воду и благодарно пофыркивая.

-- Где Оле Джимми?-- спросил я.-- Мы хотели, чтобы старик увидел, как пьет лошадь, ведь это была его идея.

Когда спрашивал, был краткий миг, когда Рамминз, держа вилы на весу, в замешательстве оглянулся.

-- Я принес ему сандвич, -- добавил я.

-- Чертов старый придурок выпил слишком много пива и отправился домой спать,-- сказал Рамминз.

Я поплелся вдоль изгороди к тому месту, где мы сидели с Оле Джимми. Пять пустых бутылок лежали в траве. Здесь же валялась сумка. Я поднял ее и отнес Рамминзу.

-- Я не думаю, чтобы Оле Джимми пошел домой, мистер Рамминз, -- сказал я, держа сумку за длинный плечевой ремень. Рамминз глянул на него, но не ответил. Он был в припадке спешки оттого, что гроза приближалась, тучи темнели, а духота становилась все плотнее.

Неся сумку, я направился обратно к бензоколонке, где оставался до конца дня, обслуживая клиентов. Ближе к вечеру, когда пошел дождь, я глянул через дорогу и заметил, что они закончили стог и накрыли его брезентом.

Через несколько дней приехал кровельщик, снял брезент и соорудил над стогом скирдовую крышу. Он был хороший мастер и сделал прекрасную крышу из длинностебельной соломы, толстую и плотную. Угол скатов был точен, края ровно скреплены, и доставляло удовольствие смотреть на нее с дороги или с порога автозаправочной станции.

Все это теперь вспомнилось мне так ясно, как будто это было вчера-укладка стога в тот жаркий грозовой июньский день, желтое поле, сладкий древесный запах соломы, солдат по имени Вильсон в теннисных туфлях, Берт со сваренным глазом, Оле Джимми с чистым старым лицом, с розовыми обнажившимися деснами, и Рамминз, приземистый карлик, стоящий в телеге и угрюмо взирающий на небо, опасаясь дождя.

В этот самый момент он был снова там, этот Рамминз, на вершине стога, согнувшийся, с охапкою соломы в руке и оглядывающий сына, длинного Берта, также неподвижного, оба как черные силуэты на фоне неба, и я снова ощутил разряд страха в области желудка.

-- Продолжай резать Берт, -- сказал Рамминз уже громче.

Берт налег на нож, край лезвия тут же высоко взвизгнул, наткнувшись на что-то твердое. По лицу Берта было видно, что ему не нравится его занятие.

Через несколько минут нож прошел насквозь -- и наконец снова появился мягкий скользящий звук, с каким лезвие пронизывает плотную солому, и Берт повернул лицо к отцу, осклабясь облегченно и без толку кивая.

-- Продолжай резать, Берт, -- сказал Рамминз, все еще оставаясь неподвижным.

Берт сделал второй вертикальный разрез -- той же глубины, что и первый, затем он наклонился и вытянул брикет соломы, отделившийся от массы стога так же чисто, как кусок пирога, и опустил его в телегу.

Вдруг... парень, казалось, застыл, тупо реагируя на появление нового лица среди них, неспособный поверить или, возможно, отказываясь поверить в то, что это была за штука, которую от перерезал пополам.

Рамминз, который прекрасно знал, что это было, повернулся и стал быстро спускаться с другой стороны стога. Он так быстро двигался, что уже проскочил ворота и был уже на полпути через дорогу, когда Берт завизжал.