Рамсес II Великий. Судьба фараона

— Моему божественному отцу сообщили о том, что ты мне рассказал?

— Если и упомянули об этом, то вскользь, светлейший принц…

Па-Рамессу вздохнул и поблагодарил наместника за рассказ.

— Странно, что он упорствует в том, что обладает непреходящей властью. Придумать же такое! — заметил он после ухода Себахепри.

— Одиночество и сам факт изгнания из царской семьи подпитывают его иллюзии, — отозвался Тиа. — Ты его накажешь? Даже если накажешь, это ничего не изменит. Птахмоса нужно изолировать. Если этого не сделать, он может возглавить наших противников.

— Думаешь, он на это способен?

— Он одержим жаждой власти, светлейший принц. Пусть он находится в пределах страны, но под наблюдением. Я попробую найти писца, пригодного для такого дела.

Вскоре явился первый писец нового визиря Пасара и уведомил принца, что его господин ждет распоряжений принца. Это означало, что у визиря есть вопросы, которые он хотел бы обсудить. Па-Рамессу в сопровождении Именемипета отправился к визирю. От его личного секретаря не укрылось, что принц чем-то озабочен, и это была правда — Па-Рамессу снова и снова прокручивал в уме слова наместника Бухена.

Опасения Именемипета подтвердились во время встречи с начальником надписей Двух Земель. Па-Рамессу рассматривал вопрос о сооружении стелы в Бухене, и вот ему принесли на утверждение текст. Предполагалось, что эту огромную стелу установят от имени придворных в честь принца-соправителя. Один фрагмент текста особенно поразил Именемипета. Сановники провозглашали:

«Еще будучи в яйце, ты планировал свою деятельность в роли принца-наследника. Ничто из происходящего в Двух Землях не укрывалось от твоего взора, даже когда ты был очень юн и носил возле уха детскую прядь. Ты возглавлял армию, будучи десятилетним ребенком…»

Все это делалось вот для чего: там, в Бухене, Птахмос обязательно увидит стелу. Памятник станет подтверждением того, что судьба будущего фараона, которого наследник Эхнатона пытался обойти, предопределена свыше. И любой поймет, что его претензии беспочвенны.

Только желанием пресечь на корню устремления Птахмоса объяснялся чересчур высокопарный слог надписи, что граничило с глупостью. Однако ни Именемипет, ни Тиа ни разу не заговорили об этом в присутствии Па-Рамессу. Над стелой, вне всяких сомнений, уже работали мастера, и было поздно что-то менять. Тиа понимал, что любая критика с его стороны будет некстати: приближался день его свадьбы с Тийи, и замечание, сколь бы тактично оно ни было сформулировано, только омрачило бы радость ожидания этого союза, который стал для него подарком от Па-Рамессу. Поэтому бывший наставник решил закрыть глаза на проявление болезненного самолюбия своего воспитанника.

Подготовка к свадьбе и неожиданное изменение намерений соправителя подтвердили правильность выбранной линии поведения. Два дня спустя Па-Рамессу равнодушным тоном уведомил Тиа и Именемипета, что отложил возведение стелы на более поздний срок. Удивление наставника и личного секретаря было очевидным.

— Я видел по вашим лицам, — пояснил Па-Рамессу все так же спокойно, — что вам эта идея не понравилась. Ни один из вас и слова не сказал, из чего я сделал вывод, что вы считаете меня излишне тщеславным.

— Светлейший принц, я не… — попытался было возразить Тиа.

— Я хорошо знаю тебя, Тиа, знаю, что ты человек скромный. Признайся, ты ведь против возведения стелы? И ты тоже, Именемипет?

— Я думаю, что такой малозначительный персонаж, как Птахмос, не стоит этих велеречивых заявлений.

— И это правда.

Вопрос был закрыт. Подтверждением этому стал услышанный Именемипетом в полдень того же дня обрывок разговора между писцами царского кабинета, начальником надписей и архивариусом:

— Что с текстом для стелы?

— Его высочество оставил эту идею.

Этим было все сказано.

* * *

Длившееся почти три месяца строительство двух дворцов по соседству с дворцом фараона и государственными службами закончилось, и их будущие жильцы стали готовиться к переезду. Первый, размером побольше, предназначался для Па-Рамессу, а второй — для его сестры Тийи, которая в ближайшем будущем должна была стать супругой Тиа.

Когда новое жилище было готово, принц устроил празднество. На нем присутствовали двадцать гостей. Самыми почетными были, конечно же, фараон и его Первая супруга. Эта трапеза была мало похожа на церемониальные пиршества, но таким образом Па-Рамессу решил подчеркнуть, что этот дворец предназначен для частной жизни. Его изобретательность удивила родителей: вместо традиционного представления с песнями и танцами гостей развлекали три акробата из страны Куш; те привели с собой двух дрессированных обезьян, безостановочно потешавших Сети своими ужимками и проделками — фараон смеялся до слез. Хотя, конечно, такие развлечения не соответствовали статусу парадной трапезы.